Прикосновение к любви

— Было бы невежливо сразу выпроводить тебя, потому что ты, вероятно, шел сюда пешком и очень устал. Кроме того, я не против твоего присутствия. Ты занимаешь не так много места. — Внезапно Апарна залпом проглотила остатки густого, бурого чая, с отвращением отставила чашку и решительно сказала: — Я намерена уехать из этой страны, скоро уехать. Пусть она… варится в своем собственном соку.

И по лицу Апарны скользнула горькая, озорная улыбка, и глаза ее на мгновение блеснули.

— Я тоже.

— Ты, Робин? Куда ты можешь поехать?

— Не знаю… А ты куда?

— Домой, разумеется. Обратно домой. Но ведь ты так поступить не можешь, потому что твой дом здесь. Так куда ты можешь уехать?

— Ты мне говорила, что никогда не вернешься домой. Ты говорила мне сотни раз. Не говори, что ты передумала.

Апарна уклонилась от прямого ответа, но сказала:

— Наверное, Англия — замечательное место, для англичан. Здесь столько свободы, столько возможностей, столько интересного, столько разнообразного, столько красивого. Почему меня не подпускают ко всему этому?

— Эти розовые очки, что ты надела сегодня, — отозвался Робин, — где бы мне достать такие же?

— Ты начнешь мне нравиться гораздо больше, Робин, — сказала Апарна, — когда наконец осознаешь свою привилегированность. Когда осознаешь, как чертовски тебе повезло, что ты родился именно здесь и что у тебя есть все эти возможности.

— Если хочешь, можем поменяться местами, — предложил Робин. — И через три недели ты предстанешь перед этим проклятым судом.

— Я тебе искренне сочувствую, Робин, ты знаешь; но суд закончится, и все будет нормально, это же очевидно. У таких, как ты, всегда все нормально. Эти суды предназначены для людей вроде тебя. Для начала ты умно поступил, выбрав в адвокаты женщину, которая неравнодушно отнеслась к твоему делу. Она наголову разобьет этого мужика, я просто вижу это.

— Кого ты имеешь в виду под «людьми вроде меня»?

— Я имею в виду умных, образованных, гетеросексуальных англичан из среднего класса. Людей, которые сотни лет идут своим путем и будут продолжать идти до второго пришествия.

Они помолчали; когда же Робин наконец заговорил, казалось, он только что пробудился от сна.

— Если хочешь, можешь рассказать, что случилось.

Апарна вопросительно посмотрела на него, и он уточнил:

— Чем вызвана эта внезапная вспышка антиимпериализма?

— Внезапная?

Робин взял старую газету, лежавшую на столе.

— Кажется, я застал тебя в дурном настроении, — сказал он.

— В дурном настроении, — медленно повторила Апарна. — В таком настроении, Робин, я нахожусь уже два года, а то и больше. Или ты не заметил?

— Знаешь, — ответил Робин, — я сейчас не хочу ввязываться в спор. Разве это не странно? Просто мне кажется, что у меня на него нет сил.

— Тогда почитай газету. Робин положил газету на стол.

— Не говори мне, что ты встречалась с научным руководителем. Ты показала ему все, над чем работала последние шесть месяцев. А он скептически вздернул бровь, погладил тебя по голове и предложил поужинать вместе.

Последовало короткое молчание.

— Эти скоты. Эти скоты не понимают, как много значит для меня эта проклятая степень. Они не желают дать мне возможность закончить работу. Ничто не обрадует их больше, чем новость, что я ближайшим рейсом уматываю к себе в Индию и больше им не придется тратить полчаса на меня и мою работу. Вот чего они желают.

— Поэтому именно так ты и собираешься поступить?