Прикосновение Хаоса

Священник молчал. Игорь знал, что он не заговорит первым, а будет терпеливо ждать. Для Игоря этот момент был самым волнующим. В мирской жизни он всегда начинал беседу сам, всегда обладал правом первого и решающего слова. Дома, на работе, на встречах и на отдыхе он привык задавать тон беседе. И все крайне внимательно его слушали, но лишь с тем, чтобы понять, как дальше себя вести, дабы не угодить в немилость, а еще лучше, извлечь для себя выгоду из общения с таким влиятельным человеком. Никому и дела не было до проблем Игоря, каждый как под увеличительным стеклом рассматривал себя в лучах могущества Ридгера. Игорь мог начать разговор и оборвать его. Если тема исчерпала себя, или собеседника занесло не в ту сторону, то лишь от одного его сурового взгляда несчастный трусливо замолкал, тщедушно обдумывая последствия неосторожного слова. А здесь… Здесь никто не собирался соглашаться с Игорем, и спорить никто не думал. Но главное, что никто ничего не ждал от него и ни к чему не обязывал.

Ридгер не привык к подобному. Он совершенно не владел ситуацией и не контролировал ее. От его прихоти абсолютно ничего не зависело – он был безвластен над этим местом и этим человеком, смиренно следующим рядом. И хотя отец Константин был обходителен с ним, он вел себя так не из-за желания получить что-либо от Ридгера и не из-за страха попасть к нему в немилость, как поступали многие в миру, а просто так, без всякого умысла. Возможно, из-за желания помочь – помочь великодушно и бескорыстно, как искренне любящие родители помогают своим детям, ничего не требуя взамен. Игорь прекрасно понимал, что ровно ничего из услышанного от отца Константина не найдет у него отклика. Как и в детстве, наставления и трудные для понимания примеры и аллегории будут противоречить всему тому, что для него так важно и дорого, но… Он чувствовал заботу и внимание. Это было сродни далекой и почти забытой родительской опеке, от которой он безумно мечтал освободиться, и которой так безнадежно не доставало ему теперь в его взрослой, красивой и независимой жизни.

В этот раз пауза затянулась. Они молча прохаживались по аккуратным дорожкам, выложенным вокруг здания церкви. Игорь делал вид, что любуется природой, отец Константин смиренно ждал. Легкий ветерок нежно теребил листву на деревьях, легко сметал сорные травинки с земли, развеивал скопившуюся в воздухе пыль.

– Это как бороться с собственной тенью, – неожиданно нарушил молчание отец Константин. – Чем больше действий ты предпринимаешь, чтобы угомонить ее, тем суетливей она становится. Ты тратишь свои силы и энергию, а она словно питается твоими запасами и останавливается лишь тогда, когда ты прекращаешь бессмысленные попытки.

Отец Константин будто угадал непроизнесенный Игорем вопрос и приступил к ответу, как обычно, туманному и замысловатому.

– Посмотри на тени, отбрасываемые деревьями. Они покорны и не беспокоят Создателя; с их помощью можно легко обнаружить источник и причину, – и он указал на растянувшиеся по территории церкви силуэты, а затем посмотрел на солнце, прикрывая глаза ладонью. – Видишь, как просто.

Отец Константин взглянул на Игоря и сдержанно улыбнулся.

– Господь наградил нас великим даром – свободой воли. И мало кто задумывается, что выбор, который мы делаем ежедневно, является именно нашим выбором, именно нашим.

Он остановился, повернулся лицом к Ридгеру и, заглядывая в глаза, положил на его плечо руку, словно упреждая лишние бессмысленные движения. Игорь на мгновение замер.

– Зачастую мы сами создаем ад и можем долгое время находиться в нем исключительно из-за того, что неистово предаемся порокам и грехам. Это трудно понять человеку неверующему – так же, как и то, что победить грешные мысли и желания можно лишь путем полного раскаяния и смирения, которые будет означать отказ от пустых суетных деяний. Только тогда мы избавимся от власти Сатаны и сможем увидеть Господа. Только тогда мы будем поистине счастливы. И только тогда забудем о бессмысленной войне с собственной тенью, которая является всего лишь отражением нас самих.

Отец Константин несколько секунд молчал, наблюдая, как Игорь морщит лоб, тщетно пытаясь постичь недоступное его разуму откровение, а затем продолжил неторопливое движение, увлекая его за собой.

– Понимаешь, Игорь, все, что сегодня тревожит тебя – это следствие твоих же усилий, следствие твоих ошибок и твоих деяний. Остановись – и все вокруг тебя начнет обретать понятные очертания.

Игорь бессильно покачал головой.

– Ваши слова мне совершенно неясны. Я не склонен считать себя ни грешником, ни праведником. Я всего лишь живу и делаю то, что считаю нужным. Я не могу отрицать существование Бога, но и не собираюсь глубоко вникать в этот вопрос.

– В тебе говорит гордыня, – тихо произнес священник.

– Возможно, это так. Но это моя жизнь, и я не думаю, что должен к кому-то обращаться для наведения в ней порядка. Я всегда рассчитывал только на себя. Надеюсь, и в дальнейшем буду поступать, руководствуясь этим принципом.