Прикосновение хаоса

Персефона открыла глаза и обнаружила, что Галантис сидит у нее на груди и смотрит на нее сверху вниз. Когда кошка увидела, что она проснулась, она спрыгнула на землю.

Персефона полежала некоторое время, чувствуя себя так, словно очнулась от ночного кошмара. Она все еще помнила свой сон до мелочей. Паника зарождалась у нее в груди, ведь, проснувшись, она обнаружила, что по-прежнему заперта в лабиринте и ничуть не приблизилась ни к Аиду, ни к жизни, которую ей показал сон.

Ее лицо было липким от слез, в горле стоял горький привкус. Когда она села и повернула голову, ей пришлось зажмуриться, борясь с тошнотой, поднимающейся в желудке, – так проявлялось действие остатков яда. Когда тошнота прошла, она поднялась на ноги, подобрав свой клинок, лежавший рядом с ней. Оглядевшись, она обнаружила Ариадну. Та лежала на боку с открытыми глазами, а Галантис сидела у ее головы. Каким-то образом кошка – или что бы это ни было – вытащила их из ловушки лабиринта.

Персефона подошла к Ариадне.

– Нам нужно идти, – сказала она и взяла ее за руки, помогая подняться.

Ариадна не стала спорить, и даже при таком приглушенном освещении Персефона поняла, что она тоже плакала. Ее лицо блестело от слез. Хотя ей было интересно, что же видела Ариадна, она не стала спрашивать. Было достаточно трудно пройти через лабиринт, не думая о том, что они оставили снаружи, но еще труднее было не поддаться путам идеального мира, зовущего их домой.

Персефона заглянула в один темный проход, затем в другой, не зная, в каком направлении они пришли и куда им следует идти.

Она посмотрела на Галантис, которая вылизывала свою лапу. Как будто кошка внезапно вспомнила, что она кошка, а не какое-то другое существо, способное сразить кабана и вывести их из других реальностей.

Персефона взяла катушку с нитью и спросила:

– Как пройти к моему мужу?

Галантис закончила чистить лапку и посмотрела на Персефону. Беззвучно поднявшись, она двинулась по коридору. Персефона обменялась взглядом с Ариадной, прежде чем они молча последовали за ней. Хотя Персефона не обладала способностью читать мысли, но у нее было чувство, что они обе сосредоточились на одном и том же – на своих самых сокровенных желаниях. Она задумалась, сможет ли попасть в тот мир, который ей приснился. Как это сделать?

Внезапно руку пронзила острая боль. Она зашипела – Ариадна ущипнула ее.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала она. – Но ты не можешь туда вернуться.

Персефона стиснула зубы. Она была расстроена и тем, что Ариадна точно знала, чего она хочет, и тем, что почувствовала себя слабой.

– Опасность заключалась не в самом сне, – сказала Ариадна. – А в последствиях.

Персефона знала, что она имеет в виду. Опасным было желание. Оно заставило бы их обеих блуждать по лабиринту вечно в поисках своего самого заветного, но они никогда его так бы и не обрели.

Они продолжили путь, следуя за Галантис по одному темному коридору за другим. От каждого поворота у Персефоны кружилась голова, и она теряла ориентацию.

– Скажи мне правду, – сказала Ариадна, и ее голос прорезал темноту, как удар хлыста.

– Что ты хочешь знать? – спросила Персефона.

Она не могла думать, ее разум был переполнен сценами из ее идеального мира.

– Все, что угодно, – ответила Ариадна. – Какое твое первое воспоминание?

Вопрос застал Персефону врасплох, и ей пришлось на мгновение задуматься, прежде чем ответить.

– Первое, что я помню, – это то, как я плачу, – сказала она. – Я потянулась за розой, потому что она показалась мне красивой, не подозревая, что на стебле полно шипов.

Она навсегда запомнила ощущение, как они пронзали ее кожу, и ту острую боль, которую они ей причинили.

– Моя мать больше беспокоилась о розе и не стала меня успокаивать, но поправила лепестки, которые я задела.

Когда она высказала свою боль, Деметра не стала ее утешать. Пусть это научит тебя больше не прикасаться к моим цветам, – сказала она. Персефона никогда не задумывалась об этом раньше, но, возможно, именно из-за того случая она позже стала убивать цветы одним своим прикосновением.

Ариадна встретилась взглядом с Персефоной, и в ее глазах промелькнуло сожаление, что она задала этот вопрос, но Персефона уловила суть. Это отвлекло ее от ложных воспоминаний о сне и бесконечности лабиринта.

– Какое твое любимое воспоминание? – спросила Персефона.

Ариадна помедлила с ответом, и Персефоне стало интересно, из скольких воспоминаний ей приходится выбирать. Это звучало так странно, ведь Персефона могла придумать лишь несколько любимых воспоминаний, и большинство из них были связаны с Лексой и Аидом.

– Наверное, время, которое я проводила с сестрой, – ответила Ариадна.

– Все время? – спросила Персефона, не получив больше никаких подробностей.