А н д р е й. Не знаю. Они, конечно, много зла причинили, но ведь не все же виноваты… Это сейчас кажется, что они навечно враги наши, а пройдет время, и неизвестно, что случится… Может, еще дружить с ними будем. Вон в прошлом сколько войн было, а все забывалось. Война — это как болезнь: пока она есть — страшнее ее нет, а пройдет — и слава богу, нечего о ней и думать…
А д а л а т. Странные ты вещи говоришь.
А н д р е й. Да нет. Я солдат хороший, когда надо убить, убиваю, — что поделаешь, не мы же войну начали. А все равно радоваться тут нечему. Как говорят, печальная необходимость…
А д а л а т. Если бы могла, я бы их тысячами убивала! За все страдания и слезы, которые проклятая война нам принесла!
А н д р е й. Это, конечно, тоже правда. Пострадали люди сильно.
А д а л а т. Где же всю жизнь… Один день всего… Полдня…
А н д р е й. Я знаю, но бывает так у человека, что полдня больше, чем полжизни, ну, или хотя бы несколько лет… Нет, правда… Этот лейтенант, который здесь со мной был, настоящий художник, только он ранен тяжело и от войны устал, поэтому ему больше ничего в жизни не хочется, все опротивело — и картины, и люди, — и он думает, что ничего хорошего вокруг нет и не будет, потому что война. А у меня сегодня, может, самый хороший день в жизни.
А д а л а т. Не надо.
А н д р е й. Почему?
А д а л а т. Так…
А н д р е й
А д а л а т. А что я сказала?
А н д р е й. Ну, тогда я хотел выстрелить… что, мол, немцы уйдут и мы вдвоем останемся… Я не потому… Ты мне и без этого понравилась. А то, что ты говорила, я же понимаю — это ты просто так, чтобы я не выстрелил… А я что, тебе совсем не нравлюсь?
Нет, ты честно скажи: я тебе нравлюсь или нет?
Значит, не нравлюсь, раз молчишь… Я понимаю. Ну, ничего… я не обижаюсь… ты не думай… Ты же не виновата, что я тебе не нравлюсь, правда?
А д а л а т. Я вначале думала, что ты врешь все, просто трепач…
А н д р е й. Я не врал. Я правда люблю картины…
А д а л а т. Да теперь-то я вижу, что не врал… Но все равно. Я таких не люблю…
А н д р е й. Я понимаю… Я не обижаюсь.
А д а л а т. Наверное, есть женщины, которым нравятся такие, как ты… ну, чтобы ухаживать за тобой, помогать, объяснять, учить жить. Но я таких не люблю… Тридцать лет тебе скоро, а ты только жизнь начинать собираешься.
А н д р е й. Это ты права! Все правильно сказала…
А д а л а т. Вот ты вбил себе в голову, что художник. А какое ты имеешь отношение к этим картинам? Может, из тебя вообще художник не получится, а ты из-за них под пули лезешь.
А н д р е й
А д а л а т
А н д р е й
А д а л а т
А н д р е й. Я не вбил, я правда волнуюсь. Только рассказать не могу, а бывает — так разволнуюсь, что плакать хочется.
А д а л а т. Ну и плачь себе на здоровье. Тоже мне, художник… Да ты бы школу хотя бы кончил, если уж так хотелось художником стать.
А н д р е й. Это ты права. Глупый я был.
А д а л а т. Да и сейчас не умнее.
А н д р е й. Да.
А д а л а т. А я тебе нравлюсь?
А н д р е й
А д а л а т. Ты же меня полдня знаешь всего! Как же я могла так быстро тебе понравиться?
А н д р е й. Честное слово, понравилась. Как увидел — сразу понравилась. Я не вру!
А д а л а т
А н д р е й. Почему?
А д а л а т
А н д р е й. А я всегда с первого взгляда влюбляюсь.
А д а л а т
А н д р е й. Два раза.
А д а л а т. И чем это кончилось?
А н д р е й
А тебе какие мужчины нравятся?
А д а л а т. Какие мне нравятся, таких нет.
А н д р е й. А муж твой?