Андрей, улыбаясь, наблюдает за испуганной Адалат из своего укрытия. Когда она, продолжая звать его, подходит к нему совсем близко, он выскакивает из-за стены и заходит ей за спину.
Андрей! Где ты?
А н д р е й (радостно улыбаясь)
. Здесь я!
Адалат, вздрогнув, медленно поворачивается к нему, в глазах ее злая обида за свой испуг.
А д а л а т (зло)
. Ты совсем глупый человек… Пустая башка. (Идет на него.)А н д р е й (пятится, пытаясь удержать на лице улыбку)
. Я пошутил же…А д а л а т. Мужчина так не шутит… Баба ты… Чокнутый. Голова у тебя не в порядке…
А н д р е й. Понятное дело.
А д а л а т. У меня муж есть, ребенок. А ты глупые вещи болтаешь… (Резко повернувшись, идет от него к лестнице, ведущей на колокольню.)
Андрей плетется за ней. Немцев они замечают одновременно. С е м ь э с э с о в ц е в с автоматами выходят на площадь перед церковью и, вытаращив глаза, смотрят на картины, развешанные на стенах сгоревших изб. Все семь немцев выглядят измученными вконец. Видимо, они давно пробираются к своим из окружения. Андрей и Адалат бросаются на пол колокольни.
А н д р е й. Ты же сказала, что у тебя нет никого в Алма-Ате.
А д а л а т. Там мама и брат.
А н д р е й. А муж где?
А д а л а т. На фронте… Здесь, недалеко.
А н д р е й. Как зовут?
А д а л а т. Федей.
А н д р е й. Русский, что ли?
А д а л а т. Да.
А н д р е й (следит за немцами)
. Как бы картины не тронули.А д а л а т. Зачем они им нужны?
А н д р е й. Им, гадам, все нужно. Дай-ка карабин.
А д а л а т. Они сейчас дальше пойдут.
Немцы продолжают разглядывать картины, переговариваются по-немецки. Двое стоят чуть в стороне и о чем-то устало спорят. Один, шевеля губами, читает немецкие надписи на картинах:
— Ту-луз-ло-трек, Ве-ре-ща-гин.
— Здесь кто-то есть.
— Никого не видно.
— А кто их развесил здесь?
— Наверное, ценные картины?
— Какое это сейчас имеет значение?
— Я не обязан нести твой мешок!
— Ты забыл, с кем разговариваешь?
— Здесь кто-то есть.
— Смотри, сколько их здесь. Целое состояние.
— Может, возьмем?
— Куда?
— Хотя бы по одной.
— На тот свет?
— Я ничего не забыл… Но мешок я не понесу.
Один из двух стоящих немцев — высокий унтер — ударяет другого по лицу. Он делает это медленно, устало и как-то неохотно. Тот так же медленно валится на землю. Остальные, повернувшись, равнодушно смотрят на дерущихся. Унтер пинает упавшего ногой.
А н д р е й. Сволочь… Сейчас картины будут делить. (Направляет карабин на немцев.)
А д а л а т. Не надо стрелять. Они сейчас уйдут. Их семь человек, не надо стрелять.
А н д р е й. Если картины не тронут, не выстрелю.
А д а л а т. Да не нужны им картины!
Адалат не верит в то, что Андрей решится выстрелить. И все же боится этого. Драка внизу прекращается. Упавший отряхивает пыль с кителя. Высокий унтер — он уже стоит у картин — вытаскивает из кармана зажигалку.
А н д р е й. Жгут, сволочи. (Припадает к прицелу.)
А д а л а т. Не надо! (Наваливается на карабин всем телом. Лицо ее рядом с лицом Андрея — глаз к глазу.)
А н д р е й. Пусти!
А д а л а т (жалобно)
. Не тронут они их! (Уже не сомневается в том, что Андрей может выстрелить.) Зачем им картины? Не надо стрелять… Они уйдут… Мы останемся с тобой… Я не верила — ты правда любишь картины. Но стрелять не надо…
Унтер прикуривает от зажигалки сигарету и затягивается.
А н д р е й. А ты говорила, что я треплюсь! Я за картины что хочешь сделаю!
А д а л а т. Теперь я верю. Ты правду говорил.