– Да, но если вы пойдете к принцессе, мой прежний приказ остается в силе. Вы должны будете служить ей так, как всегда служили стражи моей семье и моему дому.
Бидди отважилась сказать:
– Принц Эссус не принуждал нас служить таким образом ему и только ему.
Андаис посмотрела на нее, покачала головой и повернулась ко мне.
– Что ты сделаешь со своими стражами, если я тебе разрешу?
– Я освободила бы женщин от целибата, поскольку, как ты отметила, от них моя беременность не зависит. Когда я забеременею и буду знать отца своего ребенка, я освободила бы от целибата и мужчин.
– А если ты не забеременеешь?
– Тогда я сохранила бы тех, кого предпочитаю видеть в своей постели, а остальным позволила бы найти возлюбленных. Пять-шесть мужчин, ну, может, семь-восемь, меня вполне устроили бы.
– А что, если я велю всем, кого ты не прибережешь для себя, вернуться ко мне?
– Ты сказала однажды, что ввела целибат, поскольку хотела сохранить их семя для себя, но если ты не можешь забеременеть, то почему не позволить им осчастливить других женщин и, может быть, подарить им детей?
– Так прямо, так справедливо, так по-Эссусовски.
Она повернулась к нам спиной и пошла к трону.
– Забирай тех, кто стоит рядом с тобой, и иди. И знай: из-за того, что ты мне наговорила, наказание наших заговорщиков будет более… существенным. Ибо мой гнев можно охладить только кровью.
Сказать на это можно было только одно:
– Я во всем тебе повинуюсь, тетя Андаис.
Я поклонилась ее спине, мы подняли Хафвин на ноги и удалились. Мне не нужны были ничьи подсказки, чтобы знать, что я толкнула Андаис к самой черте. Мы оставили ее ласкать Киерана. Последнее, что мы услышали из-за закрывающихся дверей, – это крик Мэденн. Я попыталась оглянуться, но Гален и Холод держали меня слишком крепко. Оглядываться сегодня мне уже не дадут.
Глава 26
Перед дверью моей комнаты бушевал шторм из бабочек, словно кто-то разбил калейдоскоп и подбросил в воздух не стеклышки, а освобожденные цвета, и они поплыли по воздуху, искрясь, переливаясь, перемешиваясь. Пару мгновений я не различала крошечных рук и ног, кисейных платьиц и юбочек. Я видела только то, что хотел показать мне их гламор. Стайка бабочек, взметнувшаяся в воздух воплощением самой красоты. Мне пришлось несколько раз моргнуть и хорошенько сосредоточиться, чтобы увидеть настоящую картину. Гален потянул меня за руку назад, и мы все остановились, не дойдя до этого радужного облака.
Реакция Галена тут же напомнила мне, когда я в последний раз видела такое множество фей-крошек. Гален был прикован к скале поблизости от тронного зала. Его тело было почти не различить под медленно машущими крыльями. Крылатые человечки сидели на нем будто бабочки на краю лужи, потягивая жидкость, помахивая крыльями в такт глоткам. Только пили они не воду, они пили его кровь. Гален отчаянно кричал, тело выгибалось в цепях. Движение согнало с места группку фей, и я увидела, почему он кричал. Его пах казался кровавым месивом. Они питались не только кровью, но и плотью.
Рука Галена больно сжала мою ладонь. Я оглянулась на него: глаза распахнуты, губы приоткрыты. Теперь я знала, почему Кел подрядил фей-крошек отнять у Галена его мужественность. А в то время это казалось лишь одной из обычных его жестоких забав.
Калейдоскоп бабочек разошелся как занавес, открывая нашему взгляду королеву Нисевин: она парила в воздухе на больших крыльях, словно бабочка-сатурния, только слишком бледная, призрачная. Ее платье сверкало серебром, алмазы в короне так сияли на свету, что затмевали узкое личико. Я знала, как она выглядит, потому что я уже видела эту тонкую, почти скелетообразную красоту. Рост куклы Барби и пропорции топ-моделей. Глядя на ее сияющую, но чуть выцветшую белизну, я понимала, почему люди принимали фей то за души мертвых, то за ангелов. Она походила на то и на другое и не была ни тем, ни другим. Слишком материальная для привидения, слишком насекомообразная для ангела.
Если бы Гален не цеплялся за мою руку, я бы подошла поговорить с ней, как одна царственная особа с другой, но я не могла просить его подойти ближе к этой яркой кровожадной стайке. Дойл заметил мое затруднительное положение и, шагнув вперед, отвесил придворный поклон.
– Королева Нисевин, чему мы обязаны такой честью?
– Какие любезные слова, Мрак, – прозвенел ее голос злобным колокольчиком, – но немножко поздно, не находишь?
– Поздно для чего, королева Нисевин? – спросил он вежливым и ничего не выражающим светским тоном. Таким тоном он говорил, когда не знал, в какую новую политическую яму мы провалились.
– Для любезностей, Мрак, для любезностей! – Она взлетела повыше, чтобы разглядеть меня за спиной верзилы Дойла. – Что, теперь я недостойна чести общаться с принцессой напрямую?
Я позвала ее, и рука Галена судорожно дернулась.
– Ты отлично знаешь, почему Гален не хочет приближаться к тебе и твоим сородичам.
– А ты приклеена к своему зеленому рыцарю? Вы стали с ним одной плотью, и ты не можешь оставить его даже на минутку, чтобы подойти ко мне?