Прикосновение (СИ)

Но тут неожиданно что-то произошло, и очередная ступень, оказалась краем земли, куда я и перекатилась, отдуваясь, как бегун на длинные дистанции у финиша. Это был до боли знакомый холмистый мыс, выступающий из зеленого озера, покрытого голубоватыми кувшинками. Под огромным раскидистым деревом, с большими мясистыми листьями перед костром, облокотившись на огромный серый валун, сидел Фан и с любопытством глядел на меня. Вид у меня, наверное, был еще тот. Лежу на животе, упершись подбородком в землю, и смотрю ошалелыми глазами. Фан не подошел, не помог встать. Было как-то неловко лежать перед ним. Встала и как пьяная подошла к камню с противоположной стороны и плюхнулась, как куль с картошкой.

- Ну, пришла, наконец! - прогромыхал Фан, - Везде побывала, волну подняла, весь Лунный мир перевернула, с ног на голову поставила, а к тому, кто ее воспитал, кто дышал над ней, кормил и поил вот из этих рук, - он протянул ко мне ладони, - и не подумала придти! А кто тебя вызвал? Если бы не я да Смий, не была бы там...

- Дай воды, пожалуйста, - попросила я. Говорить было трудно. Язык царапался, причиняя боль.

- Сначала скажи, что останешься! Что больше не уйдешь от меня, тогда дам! - проворчал Фан.

- Пить, - лепетала я.

- Неблагодарная девчонка, - Фан начал сердиться. - Могла бы и поздороваться сначала. Сколько лет не виделись!

- Здравствуй, Фан, - прошептала я, - дай воды!

- Плохо? А мне как плохо было без тебя? Я скучал! Никто меня не любил так, как любила меня ты. Все мои дети, как от мамкиной груди оторвутся, тут же в бега по лесам устремляются. Я одинок! Никто сладких плодов не приготовит старому правителю Лесного мира, никто по щеке не погладит...

- Пить,- выла я. Сухость и жар во рту поднимались все выше и выше. Моя голова тлела, время от времени выбрасывая языки пламени в затылок и виски.

- Нет, - сурово отчитывал Фан, - Ты должна испытать ту боль, которую причинила мне. Я так хотел, чтобы ты вернулась. Неблагодарная, дрянная девчонка выбрала людей, забыла того, кто отдал ей всего себя, всю свою нежность...

Он говорил и говорил. Его слова становились тихими, и уплывали куда-то вдаль. Вскоре я совсем уже не разбирала, что он пытался втемяшить мне в голову, в ушах стоял шум словесного журчания, а глаза следили за укоризненным танцем его рук. Ничего кроме злости эти нотации во мне не вызывали. Больше всего хотелось его остановить, поэтому я ударила по валуну рукой и прохрипела - Да, замолчишь ты, наконец! - Камень вдруг треснул и развалился на две неравные половинки. В одной из них была ложбинка, которая тут же наполнилась водой. Встав на колени, я опустила лицо в воду и начала пить, захлебываясь, боясь, что она сейчас исчезнет. Но вода не заканчивалась. Своей прохладой она не только утолила жажду, но и погасила огонь боли. Я села, вытерла рукой губы и посмотрела на Фана.

Он сидел, поджав под себя ноги, и смотрел на меня с выпученными от ужаса глазами, его борода тряслась, а руки теребили шерсть на животе.

- Ты разбила мое сердце! - удивленно прошептал он.

И тут я вспомнила, как он смеялся, поглаживая этот валун: - Не родилось еще существо, которое разобьет мое сердце!

А Таира ворчала на него: - Не гневи духов, рогатая болтушка!

-Прости, - извинилась я, - мне так хотелось пить.

-Извини, и только? - голос правителя Лесного мира повысился на несколько тонов, и перешел на визг, - Лучше бы я никогда не брал тебя на руки, лучше бы мои глаза никогда не смотрели на тебя...

- Замолчи, - послышался голос сзади. - Сам виноват! Забыл: просящему да воздастся. Предупреждала тебя, не гневи духов... Теперь получи по заслугам, и смирись... Не забывай, кто ты! И не визжи, как кролин в зубах хищника, расправь плечи правитель Лесного мира!

Я обернулась. Таира! Только подумала о ней! А она уже здесь. Моя Таира! Моя нянька, мой ангел-хранитель, она всегда была рядом, когда Фану надоедало возиться со мной, и он, заперев меня в гроте, убегал "прогуляться" при полной луне. Она появлялась из неоткуда. Пела мне песни и рассказывала чудесные истории про белочку хвостатую, про мышку ушастую и цаплю носатую. Именно она, не помню, сколько мне было тогда лет, успокаивала маленькую плачущую девочку, которая заходилась истерикой оттого, что ее ноги не такие как у ее братьев и совсем голые, и светло-коричневая шерсть не свисает с них, как шелковая юбочка.