Горюя о Бэрронсе, я поняла, в частности, насколько он привлекателен. Бэрронс… вызывает привыкание. Он прорастает в тебя, пока ты не начнешь воображать, что красивее его никого нет. Его темные волосы гладко зачесаны назад, иногда подстрижены, иногда спадают на плечи, словно он забывает о необходимости стричься. Не знаю почему, но он кажется выше своего двухметрового роста, а его мускулы движутся со звериной грацией.
Он животное.
Его лоб, нос, рот, подбородок сформированы генами, носители которых вымерли давным–давно, и отмечены тем, что превращает его в чудовище. У него симметричное лицо с четкими чертами, но оно слишком примитивно, чтобы казаться красивым. Бэрронс словно эволюционировал достаточно, чтобы ходить на двух ногах, но при этом не избавился от чистых и незамутненных инстинктов прирожденного хищника. Агрессивная бессердечность и кровожадность — истинная природа моего демона–хранителя.
Когда я только приехала в Дублин, он внушал мне ужас.
Я глубоко вдыхаю, медленно наполняя легкие воздухом. Нас разделяют десять футов и широкий стол, но я чую его запах. Запах его кожи я не забуду никогда, до конца своей жизни. Я знаю его вкус. Я помню запах, который мы источаем, когда мы вместе. Секс — это парфюмерия, которую создают двое. Это запах, которого не создать одному. Возможно, этот запах может стать наркотиком из смешанных феромонов, которые получаются только из пота, слюны и спермы. Я бы с удовольствием толкнула Бэрронса на стол. Оседлала его. Прогнала бы шторм эмоций между нашими телами.
Я понимаю, что он внимательно смотрит на меня и вполне может проследить за направлением моих мыслей. Желание трудно не транслировать. Оно меняет даже наше дыхание, слегка замедляет движения. Если вы кого–то хотите, это трудно не заметить.
— Вы чего–то хотите от меня, мисс Лейн? — очень мягко произносит Бэрронс.
Похоть смотрит на меня его древними глазами. Я помню, как впервые заметила ее там. Тогда мне захотелось сбежать. А дикая Мак хотела играть.
Ответ на его вопрос был однозначный — да. Я хотела прыгнуть на его стол и выпустить из себя нечто дикое. Я хотела бить его, наказать за боль, которую испытала. Я хотела поцеловать его, прижаться к нему, убедиться, что он жив, самым примитивным из возможных способов.
«Если кто ее и убьет, — сказал Бэрронс минуту назад, — то только я».
Господи, как же я по нему горевала!
А он так спокойно говорит о моем убийстве. И не доверяет мне. Он никогда мне не доверял. Темные течения во мне становятся сильнее. Я зла на него. Он и сам заслужил частичку горя. Я облизываю губы.
— На самом деле да.
Бэрронс величественно склоняет голову и ждет.
— И только ты можешь дать это мне, — мурлычу я, выгибая спину.
Его взгляд опускается к моей груди.
— Слушаю.
— Это длится уже очень долго. Я не могла думать ни о чем другом. Я чуть не сошла с ума, пока ждала твоего возвращения, чтобы попросить об этом.
Бэрронс выпрямляется и прожигает меня взглядом.
«Сентиментальность», — говорят его глаза.
«Первый начал», — молча парирую я. И, думаю, это означает, что ему достались только объедки.
Я отталкиваюсь от двери, огибаю стол, проводя кончиками пальцев по Зеркалу, когда прохожу мимо. Бэрронс наблюдает за моей рукой, и я знаю, что он вспоминает мои прикосновения.
Я останавливаюсь в нескольких дюймах от него. Во мне жужжит энергия. В нем тоже. Я это чувствую.
— Я одержима желанием получить это, и, если ты скажешь «нет», мне останется только смириться.
Он резко вздыхает.
— А вы сможете? — В его темных глазах вызов.
Внезапно у меня возникает видение: мы вдвоем деремся, выкладываясь по полной, драка прокатывается по магазину и завершается яростным, безудержным сексом. У меня во рту вдруг становится так сухо, что я не могу сглотнуть.
— Возможно, мне понадобится время на то, чтобы… получить именно то, чего я хочу, но я не сомневаюсь, что смогу это сделать.
Его глаза говорят: «Ну, давай. Но тебе придется дорого за это заплатить».
Он ненавидит меня за то, что я связалась с Дэрроком. Бэрронс считает, что мы были любовниками.
И он готов заняться со мной сексом уже через секунду. Несмотря на свои рассуждения, безо всякой нежности, но он готов к этому. Я не понимаю мужчин. Если бы я думала, что он изменил мне… ну, скажем, с Фионой, через день после того, как помог убить меня, я бы заставила его долго мучиться, прежде чем снова стала бы с ним спать.
Бэрронс считает, что я занималась сексом с любовником своей сестры через день после того, как ударила его копьем, забыла о нем и двинулась дальше. Мужчины сделаны из другого теста. Думаю, что у них в крови желание стереть все следы, всю память о конкуренте, и чем быстрее, тем лучше. И они чувствуют, что единственный способ это сделать — их тело, их пот, их сперма. Словно они метят нас заново. Секс для них так важен, что с его помощью ими можно управлять, и то же самое они думают о нас.
Я смотрю на Бэрронса снизу вверх, в его темные бездонные глаза.
— Ты можешь когда–нибудь умереть?
Он долгое время не отвечает. Затем один раз качает головой. Молчаливое отрицание.