Прикосновение тьмы

– Сивилла – оракул. – Аро указал на нее большим пальцем.

Девушка покраснела и отвела взгляд.

– Это же значит, что ты будешь служить какому-нибудь богу! – У Лексы отвисла челюсть.

Оракул считался завидной должностью среди смертных, но, чтобы стать им, нужно было родиться с определенным пророческим даром. Оракулы выступали посланниками богов. В древние времена они проводили службы в храмах, теперь же выполняли функции менеджера. Оракулы делали заявления и организовывали пресс-конференции, особенно когда у бога имелось какое-то важное сообщение или пророчество.

– На нее уже положил глаз Аполлон, – сказал Ксеркс.

Сивилла закатила глаза:

– На деле все не так чудесно, как может показаться. Моя семья не обрадовалась.

У Сивиллы не было нужды объяснять, Персефона поняла ее без слов. Родители оракула были теми, кого верующие и богобоязненные называли безбожниками.

Безбожники были группой смертных, отрекшихся от богов, когда те спустились на землю. Почувствовав себя покинутыми ими, они не желали подчиняться. Было поднято восстание, и возникли две противоборствующие стороны. Даже боги, поддержавшие безбожников, в итоге использовали смертных в качестве марионеток, протащив их через поля сражений. Целый год господствовали разруха, хаос и война. Когда битвы закончились, боги пообещали им новую жизнь, нечто даже лучше Элизия (очевидно, Аиду это не особо понравилось). Но в итоге боги лишь связали между собой континенты и назвали всю эту землю Новой Грецией, поделив ее на территории с большими сияющими городами.

– Эх, а мои родители были бы в восторге, – протянула Лекса.

Персефона встретилась глазами с Сивиллой.

– Мне жаль, что они так отреагировали.

Оракул пожала плечами:

– Теперь, когда я здесь, уже легче.

У Персефоны сложилось впечатление, что у них с Сивиллой много общего в том, что касается родителей.

Спустя несколько шотов разговор свелся к уморительным историям о дружбе этой троицы, и Персефона смогла отвлечься на то, что ее окружало. Она подмечала мелкие детали – такие, как нити крошечных лампочек над ними, подобных звездам в темноте неба, одиночные нарциссы на столах в каждой кабинке и кованые перила второго этажа балконов, где неясно вырисовывалась одинокая фигура.

Именно на ней остановился взгляд богини, встретив едва видимые в темноте глаза.

Ей и правда показалось, что Адонис был красивейшим из мужчин, что она когда-либо встречала?

Она ошиблась.

Этот мужчина сейчас смотрел прямо на нее.

Она не могла сказать, какого цвета у него глаза, но они будто разжигали огонь у нее под кожей, и он словно чувствовал это. Его полные губы изогнулись в суровой улыбке, привлекая внимание к сильному подбородку, покрытому темной щетиной. Он был высоким, выше шести с половиной футов, и будто бы облаченным во тьму благодаря его черным, как смоль, волосам и черному костюму.

У Персефоны пересохло в горле, ей вдруг стало неуютно. Она поежилась и скрестила ноги, тут же пожалев об этом движении, потому что взгляд мужчины задержался на них, прежде чем скользнуть вверх по ее фигуре и задержаться на соблазнительных изгибах. Глубоко внутри ее разгорался огонь, напоминая ей о том, какой пустой она себя ощущала и как отчаянно желала стать наполненной.

Кем был этот мужчина и как вообще она могла испытывать такие чувства к незнакомцу? Ей нужно было разорвать эту связь, что создавала между ними душащую ее энергию.

Для этого оказалось достаточным увидеть пару тонких рук, обвивших талию мужчины сзади. Персефона не стала дожидаться, когда увидит лицо женщины. Она повернулась к Лексе и прокашлялась.

Их компания теперь разговаривала о Пентатлоне – ежегодном соревновании атлетов, включавшем пять спортивных дисциплин: прыжки в длину, метание копья, метание диска, состязание в борьбе и серию коротких забегов. Пентатлон был крайне популярен в городах Новой Греции, где процветал дух конкуренции, и хотя Персефона не была фанатом спорта, она обожала дух Пентатлона и болела за Новые Афины на этих соревнованиях. Она попыталась включиться в разговор, но ее тело было слишком заряжено, а разум занят совершенно другим – например, мыслями о том, каково обниматься с тем мужчиной на балконе. Он мог заполнить ее пустоту, погасить этот пожар, прекратить мучения.

Вот только он, очевидно, был занят – а если не занят, то все равно находился в связи с другой женщиной.

Персефона боролась с искушением оглянуться через плечо, чтобы проверить, стоит ли он по-прежнему на балконе, пока любопытство наконец не взяло над ней верх. Но когда она туда посмотрела, балкон уже был пуст. Она нахмурилась и повертела головой, всматриваясь в толпу.

– Ищешь Аида? – пошутил Адонис, и богиня тут же перевела взгляд на него.

– О нет…

– Я слышала, сегодня он здесь, – перебила ее Лекса.

Адонис рассмеялся:

– Ага, обычно он наверху.

– А что там, наверху? – стало интересно Персефоне.

– Лаундж-зона. Там тише. Более интимная обстановка. Полагаю, он предпочитает, чтобы его окружало спокойствие, когда обсуждает условия.

– Условия? – переспросила Персефона.