Читаем Прикосновения Зла (СИ) полностью

Читая по памяти древние тексты, он медленно обошел полукруглое помещение, останавливаясь возле каждой жаровни, статуи и раскрашенной маски. Невольница держала поднос с зерном, благовониями и фруктами. Молодой человек брал горстями пшеницу, чтобы щедро поделиться ей с богами. Не забывал он и хранителей Дома, и духов предков, и личных гениев – успокаивая злого, подбадривая доброго. Согласно бытовавшим поверьям, первому причитались крупинки соли, черепки, блестящие камушки; второму – лепестки фиалок, смоченный в вине хлеб и сладости.

В ожидании отца Мэйо много размышлял, готовясь к разговору с ним, но когда Макрин наконец приехал, все речи вылетели из головы юноши. Он прижался к родителю, будто онемев и долго не мог справиться с нахлынувшим чувством беспомощности.

– Мне хорошо известно, каково это: потерять любимую лошадь, – вздохнул сар. – Альтана похоронят со всеми почестями. Ты уже решил, как поступишь с негодным рабом?

– Да, – Всадник чуть отстранился, чтобы утомленный дорогой отец мог занять мраморный солиум .

– Если подлечить его и продать на галеры, можно возместить часть убытков, – заметил Макрин, усаживаясь поудобнее и ставя ноги на деревянную скамеечку.

Мэйо плюхнулся рядом, да так, что тисовый стул с полукруглой спинкой издал громкий и противный скрип:

– Чужая рука кинула в сено ядовитую траву. Нереус не виноват.

– Этот мальчишка расцелован Богами, – съязвил пожилой нобиль. – Ты защищаешь его с горячностью волчицы, у которой забирают любимого щенка. И если подобной странности еще можно найти объяснение, то как понимать поступок седьмого царевича Земли и Неба, посылающего лучшего лекаря столицы врачевать раны грязного скота?

– У моего покровителя щедрое и доброе сердце.

– В таком случае, следовало попросить эбиссинца о чем-то более полезном. Ты видишь, что творится вокруг? Наш Дом на пороге разорения. Длительное безвластие грозит обернуться голодом и народными восстаниями. Неро и Фирм стягивают в Итхаль легионы, чтобы утихомирить взбудораженных паукопоклонниками рабов. Фостус отрекся от венца и мерило вот-вот достанется Варрону. Твоей жизни угрожает смертельная опасность…

– Я знаю, как все исправить.

Макрин недоверчиво поморщился:

– Действительно?

– Отец, ты должен навестить Фостуса и убедить принять венец. Взамен Сефу даст нам деньги, зерно и свою защиту.

– Его покровительство – лишь удобная видимость. Вы так и не стали по-настоящему близки. Думаешь, мне ничего неизвестно о твоих заигрываниях со свояченицей Неро?

– При чем тут мои отношения с Хонорой? – Мэйо напряженно потер висок. – Царевич считает меня нуном, «братом по воде». Это гораздо почетнее, чем положение опекаемого. Мы – наследники первичного моря, правая длань которого пресная, а левая – соленая.

– Отрадно слышать о таком уважении к истории нашего и эбиссинского народов, – мягко улыбнулся Макрин, – но именоваться братьями и быть ими – все-таки разные вещи.

– Сефу спас Нереуса, вовремя остановил меня, – юноша сглотнул комок горечи. – Мы с царевичем не посчитали нужным соединять тела низменной страстью, а сделали нечто более достойное: связали души высокой клятвой. Теперь мы пойдем вместе, до ворот царства Мерта. Я так решил. И мой раб получит должный уход, а затем – свободу, потому что этого желает его хозяин. Можешь осудить меня и даже побить, но не изменишь предначертанного.

Градоначальник соединил пальцы в замок и долго смотрел на сына, а затем сказал с нескрываемой гордостью:

– Ты стал мужчиной, Мэйо, и наконец понял, что крепость духа защищает от порицаний лучше, чем материнский подол. Никогда не снимай с себя ответственности за сказанное или содеянное. Чти ум и благородство своими главными украшениями. Будь честен с собой и другими. Сколько бы ни выпало ударов, стерпи их, не уронив достоинства. Я рад, что ты обрел в лице Сефу друга и единомышленника. Оставайтесь верными своей клятве с первого дня и до последнего.

– Мы хотим мира, а его принесет только возвращение к власти Правящего Дома. Это было во сне Именанда. Ему привиделся тронный зал и крылатый морской змей, надевающий на льва зесарский венец. Не нужны толкования оракулов, чтобы разгадать волю Богов. Ты сможешь уговорить Фостуса приплыть в Рон-Руан и настанет конец распрям.

– Я не поеду в Геллию, – строго сказал Макрин. – И тебя не пущу. Это враждебная земля, где найдется много желающих искалечить и убить поморца. Отправим туда твоего раба с письмом. Пусть докажет свою преданность и искупит вину. Согласен?

– Нереуса? Он не справиться один.

– Дай обещание, что простишь его. Такой посул подстегнет лучше кнута.

– Я поговорю с ним, – уступил Мэйо. – Через пару недель. Если раны не загноятся и начнут нормально заживать.

– Мази Хремета способны творить чудеса. Шкуры невольников крепки, а твой островитянин молод и силен. С ним все будет в порядке.

– Я принес жертвы Веду и Асглэппе.

– Если хочешь, помолимся им вместе.

Юноша протянул руки к отцу:

– Для меня – это честь и огромная радость.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза