Прикосновения Зла (СИ)

Невольники с виллы сара вытащили мальчишек из воды. Сына градоначальника бережно отнесли до дороги и уложили в большую открытую повозку, укутав покрывалом. Геллийца выволокли под руки. Надсмотрщик приблизился к нему и грубо схватил за шею, что-то выспрашивая.

– Нереуса… сюда… – Мэйо ткнул указательным пальцем рядом с собой.

Рабы удивленно переглянулись, решив, что юный хозяин бредит.

– Быстро! – выкрикнул он, срываясь на визг.

Островитянина тотчас привели и уложили на рэду[14] возле господина. Нобиль поделился с ним покрывалом и обнял с нежностью, свойственной маленьким детям, прижимающим к груди любимую игрушку, которая дарит им чувство защищенности и безопасности.

Две лошади, подгоняемые бичами, пошли рысью, и от тряски боль в ноге Мэйо усилилась. Он жалобно всхлипывал, не желая отпускать от себя Нереуса. Раб, как мог, успокаивал господина, держа его за руку и пытаясь согреть своим телом.

Они забыли обо всех условностях и говорили на равных, радуясь, что живы, что под покрывалом тепло и что в доме скоро обед. Это счастье, наивное и хрупкое, сплотило их, связало узами странной недозволенной дружбы, которую приходилось скрывать от окружающих. Тогда Нереус впервые узнал иного Мэйо. При множестве недостатков поморец обладал светлой душой и отзывчивым сердцем…

Галера причалила в порту Стангира незадолго до темноты. Рабам всучили по куску хлеба и расположили на ночлег в складском сарае. Нереус сразу завалился спать, кое-как свернувшись и подложив под спину старую ветошь.

Толком отдохнуть геллийцу не удалось. Едва забрезжил рассвет, невольников выгнали перегружать имущество сара с актуарии на военную триеру[15]. Экипаж огромного судна состоял из свободных людей и вольноотпущенников. Допускать к веслам рабов на боевых кораблях запрещалось. Это сильно огорчило юношу: он предпочел бы еще потрудиться гребцом, чем плыть запертым в темном, вонючем трюме. У островитянина не истерлись из памяти страшные картины путешествия от Старты в Таркс: затхлый воздух, смрад, грязь и крысы внутри гигантского деревянного брюха. При мысли о нем руки Нереуса непроизвольно начинали дрожать.

Когда кладь была уложена, он увидел поднимающегося на борт триеры Мэйо. Поморец шел один, все время озираясь, точно кого-то искал. Островитянин ловко обогнул пустую бочку и влез повыше, надеясь попасться на глаза хозяину. Нобиль остановился и призывно махнул рукой.

Проскользнув мимо надсмотрщика, геллиец смиренно предстал перед господином.

– Проклятье! – ворчливо сказал Мэйо. – Не понимаю, с какой стати отцу вздумалось тащить меня в очередной захолустный городишко, вместо того чтобы прямиком направиться в столицу. Надо было ехать по суше – плелись бы до самой зимы.

– А где он сейчас?

– Возносит молитву в храме Тревоса. Надеется, что сын Веда явится мне и наставит на верный путь.

– Вы примирились?

– Не совсем. Отец по-прежнему требует глубокого раскаянья, в то время как я желаю всего лишь уберечь уши от нудных поучений и семейных историй о великих пращурах, чьи подвиги должны послужить мне уроком, словно именно ради этого они и совершались.

– Храмовники уже принесли очистительную жертву, обмазали мачту кровью и отдали морю баранью тушу, – геллиец облизнул пересохшие от волнения губы. – Скоро рабам велят спуститься в трюм…

– Что с твоим голосом? – насторожился поморец.

– Господин, дозволь еще немного постоять тут… Внизу будет жуткая духота, наверно, поэтому воздух кажется мне теперь особенно чистым и свежим.

– Тебе страшно! – догадался Мэйо, резко шагнув вперед.

Островитянин сгорбился, втягивая голову в плечи:

– Прости эту слабость, господин. Я поборю ее. Клянусь колесницей Веда.

– Отец не разрешит оставить тебя на палубе, – печально сказал нобиль. – Дурацкие правила ему дороже всего прочего.

– Если ветер окажется благоприятным, мы достигнем Рон-Руана за четыре дня. Не такой уж долгий срок… Небожители сберегли меня тогда, на корабле работорговцев, сохранят и сейчас.

Рука хозяина крепко сжала предплечье невольника.

– Я что-нибудь придумаю, и ты будешь ночевать в нормальных условиях, а не в цепях.

– Господин, – с мольбой простонал Нереус. – Зачем снова идти против законов? Смирись с неизбежным и освободи помыслы от лишних тревог.

Мэйо загадочно улыбнулся. Выражение его лица – самодовольное и коварное – не предвещало ничего хорошего:

– Наши законы одних обеспечивают благами, а других – обязанностями, и в этом есть главный источник несправедливости, перед которой бессильны даже Боги!

– Надеюсь, ты не собираешься теперь нарядиться Тревосом? – тихо спросил островитянин.

Поморец беззаботно отмахнулся:

– О, нет! Моряки – крайне суеверный народ и, если обман раскроется, точно выкинут меня за борт. К тому же дважды рассказанная шутка не так веселит, правда?

– Ради всего святого, господин, оставь эту опасную затею! Здесь же не Таркс…

– Поэтому следует крепко подумать об осторожности, – нобиль нравоучительно поднял указательный палец. – Чем я и займусь.