Прикосновения Зла (СИ)

– Да пошел ты, ублюдок! – поморец прислонился к настенному мозаичному панно и прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не заплакать.

Отдышавшись, Всадник заковылял под свод декоративной арки. Он увидел полный красной жидкости бассейн. В нем лежал Плато, с бледным, как мел, лицом. На поверхности окровавленной воды плавали лепестки цветов. Мокрые рыжие волосы облепляли голову мертвеца.

Мутный взгляд Мэйо, словно луч света, выхватывал из полутьмы ужасающие детали. Окровавленный нож возле края бассейна. Глубокие порезы на левой руке алпиррца. Его вздернутый подбородок и сжатые в тугую нить губы.

Поморец сделал неуверенное движение, поскользнувшись и чуть не упав на колени:

– Мы еще станцуем с тобой, Плато из Дома Силва! Обязательно станцуем!

Он выбрался в общий зал.

Сефу стряхнул с себя двух афарок. Юба и Дий отвлеклись от еды.

– Теперь… нас… четверо… – прохрипел Мэйо и упал, потеряв сознание.

Поморец очнулся в спальне, любезно предоставленной ему Читемо. Сидящая у изголовья клинии, Элиэна положила на горячий лоб Всадника влажную тряпицу и заботливо поправила одеяло.

– Нереус… – простонал Мэйо.

– Тише, господин, – рабыня испуганно обернулась, словно ища поддержки у вставшего из кресла сара Макрина.

– Уходи, – приказал градоначальник. – Я желаю говорить с сыном наедине.

Невольница покорно засеменила прочь. В кубикуле остались два нобиля и сухопарый раб, скрывающий лицо под тканевой маской. Он носил черную одежду и надвинутый до бровей капюшон. Читемо пояснил домочадцам и слугам, что это меченосец-сателлит по имени Андроктонус, который теперь будет неотступно охранять юного господина Мэйо.

– Как себя чувствуешь? – Макрин сжал вялую ладонь наследника.

– Голова трещит… И перед глазами кружат мухи.

– Это пройдет. Ты упал и стукнулся виском о каменное ограждение.

– Плато… Вскрыл себе вены…

– Я знаю. Постарайся не думать о нем.

Юноша болезненно поморщился:

– Мне надо на службу…

– И речи быть не может! – отрезал сар. – Хремет запретил тебе вставать. Как минимум неделю проведешь дома.

– Я хочу поговорить с Нереусом… Пожалуйста, отец…

– Не принуждай меня к крайностям, – сказал Макрин и добавил чуть тише. – Ты будешь заперт в этой комнате до дня Осенних Роз с новым личным рабом. Андроктонус – прекрасный чтец. Он позаботится о твоем здоровье и развлечет интересной беседой.

– Пусть пососет мой член! – сердито огрызнулся юный нобиль.

– Если это улучшит тебе настроение, – градоначальник повелительно махнул рукой, подзывая сателлита. – Ублажи своего хозяина. Мы увидимся позже, Мэйо.

– Отец!

Макрин вышел. Ожидавший его Читемо плотно прикрыл дверь спальни и вставил в пазы деревянный засов.

Приблизившись к ложу, невольник потянул за край одеяла, и поморский юноша тотчас вцепился в ткань мертвой хваткой:

– Не прикасайся ко мне!

– Вы пожелали оральных удовольствий.

– Запомни, как тебя там… – Мэйо попытался оторвать голову от подушки, но боль швырнула его обратно. – Я – не поклонник мужских ласк.

– Смиренно подчиняюсь, хозяин, – раб замер у клинии, скрестив запястья.

– Твое имя?

– Андроктонус.

– Настоящее имя?

– Запрещено называть.

– Я приказываю.

– Самур.

Юный нобиль усилием воли заставил себя перевернуться на бок:

– Сними тряпку… Покажи… лицо…

– Вам нельзя волноваться, хозяин.

– Делай, что… говорю…

Сателлит откинул капюшон и развязал ремешки, удерживающие маску с тремя небольшими прорезями. Она соскользнула на грудь раба.

Мэйо зажал рот ладонью. Его глаза расширились от ужаса, крик застыл в горле. Всадник хотел вновь провалиться в липкую тьму, но знал, что это не поможет навсегда забыть увиденное.

[1] Навклир (греч. ) – хозяин или начальник корабля.

[2] Стадий (лат. stadium) – мера длины, равная 185 метрам.

[3] Лацерна – парадный плащ, прямоугольный кусок ткани, который закрывал спину и оба плеча, доходил до колен и скалывался спереди. Лацерну делали из дорогой, затканной золотом и серебром ткани.

[4] Солиум (solium) — почетный стул для глав аристократических семейств, которые имели свое постоянное место в храмах, купальнях или в таблинуме.

Глава 11

Глава пятая.

История народов есть шкала человеческих бедствий,

деления которой обозначаются революциями.(Франсуа де Шатобриан)