Прикосновения зла (СИ)

Нереус успел заметить кокетливо изогнутую руку, глаза с пушистыми ресницами, знакомую улыбку…

— Как такое возможно?! Где Мэйо?! То есть… Я хотел сказать: мой господин…

— А разве он нам нужен? Ну, не робей же! Обними меня!

Мысленно проклиная непонятное поморское колдовство, раб обхватил девушку руками, прижал к груди и…

За миг до того, как Мэйо согнулся от хохота, геллиец понял, что жестоко ошибся.

Нобиль оттолкнул его, заливаясь смехом:

— Пусти, развратник! Я не готова к ласкам! Проклятье, Мерт тебя возьми! До сл"eз смешно! А мне бы поберечь ресницы!

— Ты выкрасил лицо! — возмутился невольник.

— И что с того? Виола может бегать в чужих тряпках, а значит, и мне для дела — не зазорно. Чтоб утереть ей нос, я б вырядился даже крокодилом!

— Но где ты научился?!

— Я видел много раз всю процедуру. При маме вечно два раба-космета. Поспрашивал у них. И кое-что запомнил.

— Невероятно!

— Пришёл наш час. Укройся. Скоро пожалует достопочтенный Дряблый Корень!

— Мэйо!

— Укройся. Не мешай веселью.

Поморец глянул на зв"eзды, определяя который час, и вновь занялся музицированием.

Старика он услышал задолго до появления того на поляне. Кряхтя и охая, почтенный отец семейства лез через кусты на свет костра.

Будь с ним сопровождающий помоложе и повнимательнее, наверняка заметил бы и примятую лошадьми траву, и следы мужских сандалий в мягкой почве.

Но старик, державший над головой факел, а в другой руке — мешок с дарами, глядел только вперёд.

Приблизившись к поляне и увидев на камне нарядно одетую нимфу, он восторженно выдохнул:

— Диво! Не обманул, шельмец!

— Признаюсь, я ждала другого, — чарующим голоском сообщила нимфа, — красавца Мэйо молодого. А отчего ты, Фамб, невесел? Иль позабыл усладу чресел?

— Имя моё знает! — под нос пробормотал старик.

— Я знаю всех людей в округе. Откройся мне, словно подруге: за что же терпишь ты лишения и просишь у Богов прощения?

— Э-э-э…

— Скорее правду мне открой, пока танцует зв"eздный рой!

— Э-э-э… — совсем растерялся старик. — Я…

— Воровал?

— Так… Понемногу…

— А где ещё ты оступался? Жены чужой не домогался?

— Было… Давно… По молодости лет…

— Любил ты хмель превыше дела. Вот плоть твоя и охладела!

— Я… Э…

— А на рабах срывал ты злость, когда совсем увяла гроздь.

— Ну…

— Родню изв"eл ты просто так и заключил фальшивый брак.

Фамб т"eр покрывшийся испариной лоб.

— Любовных игр алчет член, а что готов ты дать взамен? Я так давно живу в глуши… Ну, что принёс ты? Покажи!

Старик положил факел в костер и стал копаться в мешке:

— Дары вот… Рубины… Как вам, госпожа лесная, по нраву.

— Чтоб задирать вновь смог ты юбки, ласкать девиц срамные губки, и щедро лоно орошать. Мне алых яхонтов дай пять! Один — украденный тобой. На рынке купленный другой. И третий, что в приданном был. Четвёртый — раб тебе добыл. А пятый ж"eнушка чужая, себя в постели возбуждая, дала в залог своей любви. Теперь меня им одари!

— Э-э-э… Тут колье вот. С рубинами. Колечки. Всякие.

Голос нимфы стал ж"eстким, зазвучал, как гром:

— Ты насмехаться вздумал, Фамб?! Или умом совсем ослаб?!

Перепугавшийся старик выронил мешок:

— Не гневайся, госпожа лесная!

— Шпинели вижу, альмандины… Меня надуть решил, скотина?! Что приволок ты мне, подлец?! Твой оторву сейчас конец!

Нимфа согнулась, спряталась в покрывалах, и вдруг предстала вновь с лохматой головой чудища.

Оно зарычало, прыгнуло к костру и проревело:

— Раз врёшь ты, смертный, без стыда, твой член не встанет никогда!

Фамб издал задом непристойный звук и рванул во тьму с поразительной для его возраста скоростью.

За спиной старика завывало чудовище, громко хихикал какой-то злобный лесной дух, трещали ветки, плотной стеной поднялся туман…

Фамб мчался, не оглядываясь, и не мог увидеть, как за белой пеленой, у костра, Мэйо стянул с головы косматую маску.

Под кустом катался в истерическом припадке Нереус. Он едва вытерпел до конца представления, кусая край плаща, а теперь хохотал без удержу.

— Пойду ещё раз искупаюсь. Отмою лицо, а то чешется сил нет… — заявил нобиль, раздеваясь. — Ты со мной?

— Да… сейчас… — Новый приступ смеха согнул невольника пополам. — Как ты его… Ловко… Не могу… Живот уже болит…

— Будет урок старому дураку. На каждого лгуна найдётся плут похитрее.

— Мэйо, я проиграл. Признаю.

— Значит, долой ошейник. В столице многие давно обходятся одной лишь серьгой в ухе, а у нас — патриархальность. Поблажки только домашним рабыням и кастратам.

Нереус поднялся с земли:

— Ты непременно должен стать сановником. С твоим умом, талантом ритора! Сколько пользы ты мог бы принести, быть голосом тех, кого лишили права говорить.

— Пока я не готов к такой ответственности, — Мэйо порылся в мешке, — Возьм"eм только ожерелье. Остальное не нужно.

— А про чью жену ты всё время говорил? Или просто выдумал?