В углу кабинета располагалась искусно вытесанная из белого эбиссинского камня статуя богини правосудия Эфениды.
– Говорил ли твой господин, благородный Мэйо, что имеет злой умысел против почтенного советника Фирма? – начал допрос префект.
– Нет, уважаемый. Клянусь в этом.
Нереус почти не солгал. Всё о готовящейся шалости он узнал из записок Мэйо, а не с его слов.
– Говорил ли твой господин, благородный Мэйо, чтобы ты шëл на площадь, чинил препятствия почтенному советнику Фирму и нанëс ему побои?
– Нет, уважаемый. Он ничего такого не говорил.
– Видел ли ты в тот день почтенного советника Фирма, обращался к нему, касался его одежды?
– Я видел советника Фирма, уважаемый, но не обращался к нему и пальцем его не тронул.
Это была чистейшая правда. Нереус лишь помог приладить крышку к бочке и выкатить её из города…
– Бесполезно, – Макрин сплëл пальцы на животе. – Они не признаются. И даже не думают о том, чем для всех нас может обернуться эта глупая проделка. Верно, Мэйо?
Молодой поморец хранил молчание.
– Ответствуй мне! – потребовал Макрин.
Единственный сын и наследник сара Таркса улыбнулся отцу:
– Я практиковался в изящных искусствах, как ты и хотел.
Нереус каждым волоском почувствовал, как поднялась и заклокотала буря родительского гнева.
Казалось, сар, подобно громовержцу Туросу, метнëт испепеляющую молнию, и от нерадивого отпрыска останется лишь кучка пепла.
– Мэйо… Мэйо… – Силан покрутил тяжёлый перстень. – Я помню тебя шаловливым мальчонкой с глазами агнца… Ты сидел у меня на коленях и рассуждал о справедливости. Сколько воды утекло с тех пор…
– Агнец? – процедил Макрин. – Я вижу перед собой оскал волка.
Префект глубоко вздохнул и продолжил беседу с юношей:
– Помнишь, мой мальчик, как ты нарядился нищим и просил подаяние, высмеивая жадность итхальских торгашей?
Мэйл гордо расправил плечи и уставился на Силана с дерзким самодовольным видом:
– Они гонялись за мной по всему городу, но так и не поймали.
– Тот скандал удалось быстро замять… А весной, весной ты заставил весь город судачить о твоих проделках, – осуждающе сказал префект. – Напомни, за что ты тогда столкнул в отхожее место почтенного Латса?
– Он вëл себя неподобающе с девочками из борделя. Я счёл, что говнюку место не в приличном обществе, а среди таких же вонючих фекалий.
– Да-да, – покачал головой префект. – Потом был портовый смотритель…
– Мерзкая гнида! – Мэйо стиснул подлокотники. – Он решил сэкономить и кормил бедняков, трудившихся у причалов, отвратительной тухлой рыбой. Оскорблял их, бил и морил голодом. Я видел тех несчастных и не смог молча пройти мимо.
– Это была изощрëнная месть, – усмехнулся Силан. – Мои люди вместе со стражей неделю искали бедолагу. Ты запер его в каком-то сарае на восточной охране. Я читал донесение, что там стоял бочонок с водой, а пол, словно ковром, был устлан протухшей рыбой. Вонь, мухи, червяки… В заточении смотритель слегка повредился рассудком и проклинал тебя до седьмого колена.
– По делам ему награда.
– Память подводит… – Седой префект неспеша помассировал виски. – Это случилось до пожара на рынке?
– Да.
– Ты устроил страшный переполох!
Мэйо хмыкнул в кулак:
– Всего-то спалил один прилавок. Мне рассказали, что торговец тканями насмерть засëк раба за поданный к столу остывший хлеб. Я угостил его самыми горячими лепëшками, какие только смог отыскать.
Силан посмотрел в окно:
– Ты пронесся через весь рынок на горящей телеге и опрокинул её, чуть не раздавив того купца.
– Я не собирался его убивать. Он кинулся спасать товар и сжëг себе руки. Кажется, лишился трёх пальцев, зато, я надеюсь, надолго усвоил урок.
– А чем тебе не угодил почтенный Гартис?
Нереус вздрогнул.
Помедлив с ответом, Мэйо сказал:
– Мне донесли, что он по глупой прихоти истязает рабов, избивает их палкой…
– И кто же донëс на него? – сар Макрин сжал кулак. – Не этот ли геллиец?
Нереус перестал дышать. Липкий страх сковал тело.
В голосе Мэйо зазвенел металл:
– Клеймо на руке и ошейник никак не обесценивают его слова, отец.
– Я велел оскопить раба. Но ты не подчинился. Я отправил тебя в конюшню. Но ты сбежал. Я советовал быть сдержанным и почтительным. Но ты смеёшься в лицо мне и самой Эфениде!
– Мэйо… Мэйо… – улыбнулся Силан. – Я осуждаю твои методы, но уважаю твою убеждённость и принципы.
Макрин сердито поджал губы:
– Он мог бы с таким же рвением отстаивать интересы своего Дома, а не кидаться на защиту черни и рабов!
– Сказать по правде, в этот раз твой сын оказал услугу всем нам. Я не боюсь гнева Императора и открыто заявляю, что чëрному афарскому культу не место в Поморье.
Макрин красноречиво поглядел на префекта:
– Поэтому на площади не было вигилов, а Мэйо и его дружки беспрепятственно проторчали в борделе до ночи?
– Мне донесли на Мэйо задолго до начала представления, но, сам понимаешь, как порой неповоротлива и медлительна бывает служебная колесница…
– Советник требует сурово наказать виновных, – напомнил Макрин.
– И не придавать делу широкую огласку, – добавил Силан. – Он справедливо опасается насмешек столичных сплетников.
– Врагу не пожелаешь такого позора.