– Он говорил, что он доктор, – Елена выплыла в сегодняшний день, – у вас в прихожей был старый счётчик с пробками.
– Да, – эхом отозвался Глеб.
Она снова погрузилась в мутную воду прошлого.
«Всё будет хорошо». – Голос Лёши звучал убаюкивающе, ему хотелось верить, поддаваться. Но его движения были резкими и порывистыми. Он снял с неё блузку и юбку, содрал колготки. Она сидела на краю кровати в лифчике и трусах.
«Прикуривай», – оказалось, что у неё в губах сигарета.
«Я не умею». – Она глупо хихикнула.
«Просто втягивай в себя». – Он поднёс к её лицу огонь, и она послушно затянулась, закашлялась…
«Дай руку, – Лёша взял её за запястье и обмотал его сложенным в несколько слоёв полотенцем, – жаль, с работы не спереть верёвки. Вот умница, а теперь вот ещё выпей».
Он дал ей бокал красного рифлёного стекла. Она глотнула, кажется, это было вино, снова закашлялась, огляделась.
«Что ты делаешь? – Ей было неловко от своей наготы. – В-вызови мне такси».
«Тебе понравится, очень понравится». – Не слушая её, поверх полотенца он плотно обвязывал верёвку.
«Отпусти меня». – Она испугалась.
«Тихо! – прикрикнул он. – Тихо себя веди, а то обломаешь мне весь кайф».
Боже…
Она посмотрела на свои запястья: значит, то, что ей показалось тогда, – не показалось. Первого января, глядя на свои руки, она думала, что всё это приснилось, ведь никаких следов от верёвок не осталось. Нет, не приснилось.
Елена встала, её мутило. Это всё было правдой и на самом деле. Это всё случилось в этой квартире. Здесь! Где спит её беременная дочь.
– Ч-что?! – испугался Глеб.
Она молча отодвинула его и дошла до туалета, не слушая, что он говорит вдогонку. Включила свет, заперлась, открыла кран…
«Дыши, – она уговаривала себя, – дыши». Монотонный звук воды успокаивал.
Будто снова оказавшись там, Елена увидела, как поверх полотенца он наматывает хозяйственную бечёвку, крепкую и прочную, а она сидит безвольной куклой, глядя, как он это делает… Позыв тошноты заставил её ухватиться за раковину.
Дыши. Дыши…
Лезвия воспоминаний резали благостное забвение. Грани той ночи становились безжалостно отчётливыми. Через собственные привязанные руки и спинку кровати она видела красивую лепнину на далёком потолке.
Всё, хватит!!!
Она плеснула себе в лицо воды – не помогло, наклонилась и подставила голову под холодную струю… Ещё, ещё… кажется, становилось чуть легче. Ей хотелось смыть с себя эти воспоминания, отодрать, словно засохшую коросту.
– Лен… Лена? – негромкое постукивание по двери. – Я волнуюсь за тебя, открой, пожалуйста.
Вкрадчивый голос Глеба проникал в её сознание, возвращая в настоящее.
Она вытерлась полотенцем:
– Всё хорошо, скоро выйду. Не стой здесь.
Удаляющиеся шаги.
Елена села на пол – тошнота прошла, навалилась тяжёлая усталость. Ей хотелось разбудить Киру и немедленно уехать домой, но она понимала, что спящая дочка тут ни при чём. Завтра. Кира проснётся, и они спокойно уедут завтра. Встречать Новый год там, где девятнадцать лет назад она лежала голая, распяленная, привязанная за руки и за ноги, одурманенная и беспомощная, пока брат хозяина этого дома насиловал её, было просто немыслимо.