Прикус смерти

Удивительно, но непослушные клыки отозвались мгновенно. Улыбка Васильева стала шире и его лицо исказили собственные прорезавшиеся зубища. Всё-таки Мирон не ошибся в своих предположениях. Теперь он точно знал, что стоит в одном узком коридоре с убийцей минимум четырёх женщин, а скорее всего, ещё и Германа с Ольгой, но вопреки логике, это знание вселяло в него спокойствие.

– Не дури, Вознесенский. Тебе не обязательно умирать за кого-то. Мы можем попробовать всё уладить. От тебя мне нужно совсем немного.

Слушать весь этот бред Мир не стал. Васильев, отвлёкшийся на свои пафосные разглагольствования не успел среагировать, когда острое плечо со всего размаха садануло ему под дых. Полицейский согнулся пополам, но быстро пришёл в себя и в следующую секунду Мирон уже летел в стену. Затылок со всего маха приложило о твёрдую поверхность, дезориентировав на секунду, а следом челюсть ожгло резкой болью, и голова снова безвольно мотнулась.

Васильева явно обратили не вчера. И даже не позавчера. Он пользовался всеми вампирскими преимуществами со знанием, толком и расстановкой. Васильев был опытнее, сильнее, владел полезной информацией. Он был лучше во всём. Но ему не хватало одного. Всепоглощающего желания жить. Отчаяния загнанного в ловушку зверя.

– Отвали, – Мирон ни за что не смог бы сказать, произнёс он это вслух, или только подумал, но Вознесенский, заносящий кулак для очередного удара, замер. Его зрачки удивлённо расширились, он дёрнулся, без труда сбрасывая могильную плиту чужой воли, но мгновение уже было выиграно. Мирон отлепился от стены, тряхнул гудящей головой и бросился вперёд.

Кажется, он как бешенная собака вцепился в чужую плоть клыками. Удлинившиеся ногти нащупали что-то мягкое и податливое. Васильев зашипел от боли, подтверждая, что когти и правда вошли ему под рёбра.

Рука противника слепо зашарила по собственному боку, в очевидных попытках нащупать кобуру.

– Какого… – если бы существовал конкурс на самые неудачные появления, Лисицын взял бы на нём безоговорочное первое место.

Дальше всё произошло практически одновременно и никакие вампирские плюшки не позволили остановить мгновение и что-то исправить.

Отвлекшийся Мирон полетел в сторону, отброшенный мощным пинком в живот. Полицейский, дотянувшийся-таки до пистолета выдохнул что-то злое и направил дуло на Ивана. Мирон бросился к подставившему беззащитную спину противнику и перехватил руку с оружием. Но было уже поздно.

Выстрел оглушил. В ушах засвистело. В нос шибанул острый запах пороха. Рука с пистолетом поддалась на попытку ее оттянуть, но лишь для того, чтобы уставиться дулом прямиком в лоб Мирона.

– Нет, – в этот раз свою не до конца освоенную способность Мир использовал осознанно, и она сработала. Да, на долю секунды, но этого хватило, чтобы повернуть пистолет в сторону противника.

Когда прогремел второй выстрел, Мирон уже не смог наверняка сказать, чей палец лежал на спусковом крючке. Тело Васильева обмякло и навалилось сверху безжизненной грудой. Мирон, почти ничего не соображая, отбросил труп и, качаясь, поднялся на ноги.

В голове до сих пор звенело, и он не мог наверняка сказать что это, эхо выстрелов или шок. Он убил человека. Может, случайно. Может, не своей рукой, но если бы не Мирон, этот человек продолжил бы и дальше топтать землю. Рефлексировать помешал хрип. Мирон пришёл в себя, вспоминая о том, что в комнате остался ещё один живой человек.

Первый же взгляд на Лисицына чётко дал понять, что живым он собирается оставаться недолго.

Пуля угодила в живот. При каждом рваном вздохе из раны толчками струилась кровь и темпы её потери подсказывали даже далёкому от медицины Миру, что запасы её в организме жертвы очень скоро подойдут к концу. Лицо Ивана было мертвенно-бледным, с испариной и широко раскрытыми, какими-то пустыми глазами.

– Лисицын, – дрожащим голосом позвал Мирон, – ты ведь ещё живой?

Ответом ему был слабый стон. Иван был жив, но на окружающую реальность не реагировал. Спрашивать его о том, какую помощь нужно оказывать при пулевых ранениях было бесполезно. Гуглить или вызывать скорую некогда.

По сути, шансы на выживание у Лисицына отсутствовали напрочь. По крайней мере, на выживание в качестве человека.

Времени на моральные терзания вопросами свободы выбора не оставалось. Всё, что Мирон знал о природе вампиров говорило, что обращаемый должен был быть как минимум жив на момент обращения. У Мирона не было времени на размышления.

Матерясь сквозь зубы, Мир лихорадочно вцепился в собственное запястье. Переборщил. Кровь хлынула слишком сильной струёй. Видимо, он, далёкий от медицины, задел крупную вену. Но его изменённому организму подлатать это было проще простого, поэтому Мирон судорожно протянул руку, заставляя кровавый ручеёк смешаться с кровью Лисицына. Он не знал, сколько нужно вампирской крови, чтобы обратить смертельно раненого человека. Не знал, как быстро его регенерация справится с раной предплечья и перекроет поток крови. Не знал, выживет ли Иван после попытки обращения и как отреагирует, если всё-таки выживет.