Прилив победы

Нанда Лал жестом велел Вишванатану выйти из шатра первым. После того как жрец удалился, начальник шпионской сети остановился у полога шатра и сурово посмотрел на стоящую в углу статую.

— Уродливая чертова штуковина, — тихо сказал он. Торамана находился в нескольких футах от Нанды Лапа.

Йетаец бросил взгляд на статую, затем пожал плечами.

— Действительно уродливая. В этом мы с ней похожи. И, так же как и я, она служит своим целям.

Нанда Лал рассмеялся и ушел, не переставая удивляться уму Тораманы.

Теперь эта мысль наполняла его радостью. Правда он велел одному из своих шпионов не спускать с полководца глаз.

К несчастью, шпион не разделял мнение своего хозяина о Торамане. Поэтому поздно вечером у йетайского полководца не возникло сложностей с тем, как незамеченным выйти из шатра. Так, чтобы шпион и не заподозрил об этом.

А поскольку Нарсес был не менее опытен в уходе от слежки, то двое мужчин встретились без всяких прочем. Как и было оговорено раньше, в процессе обмена фунта чая на сравнимую меру фимиама. В этой сделке участвовали двое слуг, и произошла она на неофициальном «рынке», устроенном солдатами и местными жителями на берегах Джамны.

Нет необходимости говорить, что она осталась незамеченной шпионами Нанды Лала. И Торамана, и Нарсес умели подбирать слуг.

Они сидели в небольшом шатре, стоявшем в стороне от основного армейского лагеря и исполнявшем роль склада. Нарсес уже ждал йетайца, сидя на мешке. Как только Торамана вошел, евнух заговорил:

— Перескажи мне все. Очень точно.

На это у Тораманы ушло несколько минут. Возможно, он вспомнил не каждое слово, но близко к тому. Если бы Нанда Лал присутствовал в этом шатре, то его мнение о Торамане еще улучшилось бы. Память йетайца была такой же феноменальной, как и его ум.

Когда он закончил, Нарсес коротко, сухо и хрипло рассмеялся.

— «Позвольте мне продвинуться в этом мире так далеко, как я могу, и вам не нужно беспокоиться о последствиях». Это очень красиво сформулированное предание.

Торамана небрежно пожал плечами.

— Я ничего не знаю об искусстве красиво говорить. Все могут видеть, я — грубый йетайец, немногим лучше варвара. Но даже когда я был ребенком и играл в грязи, то знал, что лучший способ врать — это говорить правду. Просто позволить тому, кто слышит правду, воспринимать ее по-своему. Восприятие, а не сами слова вот что делает их ложью.

Нарсес кивнул и улыбнулся, напоминая в этот момент рептилию.

— И это тоже еще одно красиво сформулированное предложение. — Улыбка исчезла. Следующие слова он произнес без каких-либо эмоций. — Если время придет — когда время придет, — тебе потребуется…

Торамана оборвал его, нетерпеливо махнув рукой.

— Действуй быстро, решительно и так далее. — Он поднялся на ноги даже с большей живостью, чем та, которую продемонстрировал Нанда Лал в его шатре. — Не бойся, Нарсес. Мы с тобой прекрасно друг друга понимаем.

— «Но амбиции сильнее», — тихо процитировал старый евнух. — «Они подобны горному леднику».

И снова Торамана махнул рукой.

— Поэзия, — фыркнул он. — Нет никакой поэзии в горных льдах. Я знаю. Я видел ледник. Я родился в Гиндукуше, Нарсес. И узнал, еще будучи мальчиком, что мир создан, подобно льду.

Он повернулся, пригнулся, откидывая полог шатра, и исчез. Так же тихо, как и пришел.

Глава 21

ХАРК

Лето 533 года н.э.

— Мы так и думали, что найдем тебя здесь, — сказал Эон.

— А где же еще? — фыркнул Усанас. Удивленная Антонина оторвала взгляд от кобылы, на которую смотрела, и покосилась на конюшню. Эон и Усанас стояли внутри, у открытых дверей, и их спины освещало солнце позднего утра.

Антонина начала краснеть. Затем, опустив глаза, принялась отряхивать платье от соломы. Когда она пришла этим утром на конюшню, после того как Велисарий уехал, чтобы присоединиться к армии, то мало обращала внимания на подобные мелочи. Даже теперь ее старания объяснялись больше привычкой, чем настоящим беспокойством о своей внешности.

— Я так предсказуема? — пробормотала она.

Усанас улыбнулся.

— Каждый раз, когда Велисарий отправляется в один из своих походов, ты проводишь половину следующего дня, глядя на лошадь. Это успело стать притчей во языцех.

Эон прошел к ближайшей куче сена и плюхнулся на нее. Совершенно очевидно, что негуса нагаст Аксумского царства беспокоился о том, как он выглядит, не больше, чем Антонина. Он даже провел несколько секунд, наслаждаясь ощущениями, и мог показаться несведущему человеку беззаботным мальчишкой, а не правителем одной из самых могущественных империй.

— Да, прошло много времени, — сказал он весело. Затем помахал рукой. — Иди сюда, Усанас! Почему ты так настаиваешь на сохранении достоинства?

Улыбка Усанаса стала немного сардонической.

— Конская еда! Нет, спасибо. — Он гневно посмотрел на кобылу в ближайшем стойле. Безобидное животное ответило на его взгляд со всем возможным спокойствием. — Предательские создания, — объявил Усанас. — Все они. «Глупые животные» — ха! Но я — охотник. По крайней мере, был им раньше. Поэтому я знаю, какие злодеяния и пороки таятся в сердцах диких животных.