И вот древний путь заявил о себе. Потерявшие ум молодые аристократы ночью изуродовали городские гермы. Их поступок вселил в людей страх перед богами. Про стая богобоязненная душа народа — несокрушимая цитадель, которая охраняет любое общество, — ощутила ужас при виде оскорбления небес. А богохульники не останавливаются. В своей дерзости они решаются предпринять великий заморский поход. Вот гордыня, способная вызвать гнев олимпийских богов. Нервы людей сдали. Они вспомнили чуму и корабли смерти, которые возвращались до мой с прахом их сыновей. Глядя на искалеченные статуи Гермеса — бога, который сопровождает смертных в подземный мир, — они испытывали трепет перед Тартаром и гневом Зевса. Флот для Сицилии казался теперь обречённой армадой. Простые люди Афин пришли в ужас от масштаба собственных амбиций и, подгоняемые желающими поживиться на этом, нанесли удар по человеку, который всё это затеял.
Несколько человек расстались с жизнью. Десятки томились в тюрьме, сотни навсегда уехали из города. И всё же враги Алкивиада не посмели арестовать его, поскольку за ним стояли флот и армия, иностранные моряки и союзники. Вместо этого они распускали о нём клеветнические слухи. Говорили, что заранее был заготовлен приговор за измену. Муссировались сообщения о том, что Алкивиад будто бы состоял в союзе со Спартой. Якобы его задача — уничтожить наш флот. Враги порочили память его отца и дедов, произнося их имена и имя самого Алкивиада на спартанский лад. Очерняли даже героическую гибель родственников Алкивиада, которые пали в сражениях с персами. Вспоминали, что в этих боях спартанцы бились бок о бок с афинянами. Даже память Амиклы, преданной няни-спартанки Алкивиада, — и ту не пощадили. По словам недругов, Алкивиад был «вскормлен спартанской грудью».
Мой товарищ, молодой Перикл, тревожась за своего родственника, однажды утром отправился искать его.
Было ещё рано. Стоял тот час, когда тени не успели стать короткими, а рыночные продавцы не установили свои прилавки. Мы — Орестид и я — увидели его в гимнасии Ликея. Площадь была пустынна. Алкивиад беседовал с Сократом. Их едва можно было различить в утренней дымке под платаном, растущим у подножия холма, над фонтаном. Оба были так поглощены разговором, что мы отошли в сторону, не желая мешать.