Прима

Как бы там ни было, но когда мы с Алеком остались наедине после того, как отвезли Юрия к нему домой, проследив за взлетом самолета Григория, мы занялись любовью, которая показала мне разницу между сексом и тем, чтобы поделиться своей душой.

Никогда еще я не была так измотана и в то же время не испытывала такой эйфории.

Обнаженная, со спутанными волосами и блестящим от пота телом, я лежала на Алеке, который был так же восхитительно грязен, как и я. Я улыбнулась и потянулась, чтобы погладить его лицо кончиками пальцев.

— Я люблю тебя, — сказала я.

— А я люблю тебя, — ответил Алек с улыбкой, от которой у меня внутри все затрепетало. Он обхватил меня за плечи и повернулся к своей тумбочке.

— Боже, у тебя выносливость, как у скаковой лошади, — сказала я, забыв об усталости, представляя, как его рот, его губы, его язык и его член снова уносят меня за край обрыва.

Он усмехнулся и, немного повозившись, снова пересел, прислонившись спиной к изголовью кровати, а я — к его коленям, чтобы вручить мне не фольгированный пакет, а маленькую коробочку.

— Что это? — спросила я.

— Открой и посмотри.

Я подняла крышку коробки, отодвинула слой папиросной бумаги и почувствовала, как сердце сжимается от волнения. — О, Алек, — смогла сказать я.

Он протянул руку, чтобы взять подарок. Это было не кольцо с бриллиантом и не жемчужное ожерелье. Это не был ключ от роскошной квартиры или шикарного спортивного автомобиля. Но это был самый бесценный подарок, который я когда-либо получала.

— Как и ты здесь, со мной, так и эта девочка должна быть в безопасности, в объятиях своей семьи, — сказал он, когда я смотрела на красиво раскрашенную деревянную куклу, точную копию той, которую я потеряла много лет назад.

Я дала слезам упасть, наклонившись вперед и взяв его лицо в свои руки, а затем прижалась к его губам, понимая, что он прав. Это было именно то место, где я должна была быть.

Там, где Николай был мраком моего прошлого, Алексей был светом моего будущего… светом, который, я знала, никогда не погаснет.

Эпилог

Алек

Три месяца спустя — Нью-Йорк.

Я улыбался, глядя, как Ольга поднимается на ноги без посторонней помощи, как медицинское испытание, в котором она принимала участие, позволяет ее рукам, уже не таким скрюченным, хлопать с таким же энтузиазмом, как и у окружающих ее людей. Слезы скатывались по лицу, на котором сияла улыбка, такая же яркая, как свет прожектора, окутавшего любимую внучку кругом света.

Все в театре были на ногах, аплодисменты, громкие как гром, волна за волной накатывали на сцену, где Клара склонилась к полу, вытянув одну руку над головой, сгибая запястье, другая была подогнута под себя, голова практически касалась сцены. Ни один мускул не дрогнул. Она была олицетворением совершенства и застыла на месте, когда аплодисменты заставили вибрировать весь театр.

Она сделала это.

Она вернулась на свое место… уже не в качестве главной танцовщицы.

Клара заслужила честь, которой до нее удостаивались очень немногие. Она была не просто прима-балериной… она была прима-балериной-ассолютой.

Но когда она подняла голову и увидела меня в кулисах, ее улыбка сказала мне все, что я должен был знать…

Она была моей примой.

Конец.