Приманка

– Ладно, – буркает Уикс и кладет микрофон на держатель.

– Что он имел в виду, говоря про час сверхурочной работы? – интересуется Позитано.

– Кто?

– Этот хмырь-охранник.

– Наверное, столько времени у него займет путь от конторы сюда и потом обратно.

– Да, вот это меня и смущает.

– Почему?

– Если ему понадобилось полчаса, чтобы доехать сюда, наша машина не та, из-за которой его вызвали. Мы стоим здесь меньше времени.

Уикс неторопливо кивает. Позитано выходит из машины и достает с заднего сиденья куртку.

– Пойду посмотрю. Ты идешь?

Уикс берет «Плейбой».

– Не-а.

Тело миссис Лонкрейн летит вниз от удара ногой в поясницу, нанесенного Гленном Фернишем, минует три этажа и падает на пол громадного холла.

– Считай, что это аттракцион, – говорит Гленн.

Клэр начинает кричать – громко, старательно. В ее вопле много мыслей, а также годы упражнений в создании образа, постановке дыхания, использования диафрагмы и голоса.

Гленн спокойно достает из кармана рулон клейкой ленты и отрезает кусок длиной со свою руку.

Позитано не может открыть запертую дверь и смотрит сквозь раздвижные ставни. То, что он видит на полу холла, заставляет его бежать с проклятиями обратно к машине.

Гленн поставил машину позади дома и аккуратно укладывает Клэр в багажник, где витает незнакомый, резкий запах. Она лежит в темноте и чувствует, как машина подскакивает на ухабах. Вскоре земля под колесами становится ровнее, но это не шоссе, а какая-то грунтовая дорога. Гленн едет по лесу, догадывается Клэр, в противоположную сторону от полицейских перед домом.

Минут через десять машина останавливается, багажник открывается. Гленн смотрит сверху на Клэр, в руках у него полоска ткани.

– Я завяжу тебе глаза, – спокойно произносит он. – Пожалуйста, не пугайся.

Затянув повязку, он перекладывает Клэр в другую машину. Багажник на сей раз маленький, как у спортивных автомобилей, пахнет свежей древесиной и политурой, будто ящик, а мотор рычит, как у трактора или грузовика, а не легковушки.

Они встречаются на торопливо созванном совещании в оперативном отделе управления полиции. Фрэнк молчалив, насторожен, его угрюмое лицо непроницаемо. Кристиан со сверкающими гневом зелеными глазами и бледным от беспокойства лицом громко угрожает судебными процессами, если каждый полицейский в городе не будет отправлен на поиски Клэр, каждый вертолет и ищейка по эту сторону Скалистых гор не будут немедленно задействованы. Конни внешне спокойна, вертит в руках незажженную сигарету. Она молчит, напряженно размышляя о последних событиях.

Перед дорожным постом у поворота на Трауэй вытянулась длинная очередь машин. Она движется медленно, и Гленн спокойно ждет, мотор работает вхолостую. Полицейский всего один, позади него стоит мотоцикл. Он пристально разглядывает каждого водителя, спрашивает документы, смотрит на сиденья и проверяет багажники.

Когда наконец подходит очередь Гленна, он опускает стекло дверцы. Полицейский извиняется, что заставил его ждать.

– Ничего, – вежливо произносит Гленн, указывая назад. – Этот джентльмен не торопится, я тоже.

Полицейский смотрит на гроб в задней части катафалка.

– Понятно, – говорит он, проверяя документы, которые в порядке, и кивком разрешает Гленну ехать. – Всего доброго, мистер Самьюэлз.

Катафалк плавно делает поворот.

Примерно через час Клэр чувствует, как машина тормозит, останавливается, потом едет задом. Гленн выходит. Клэр слышит, как скрипят открывающиеся ворота. Он снова садится за руль, и они въезжают в них.

По воздуху на лице Клэр понимает, что с ящика, где она лежит, снята крышка. Но воздух не свежий; он пахнет так же, как багажник, но запах формалина здесь сильнее.

Клэр чувствует, как ее кладут на какую-то тележку. Ее запястья развязаны, чтобы она могла лежать плашмя на спине, но руки к чему-то пристегнуты. От внезапного яркого света ее привыкшие к темноте глаза слезятся даже под повязкой, потом резкая боль в запястье словно от разреза заставляет ее вскрикнуть.

Пальцы развязывают узел повязки. Клэр способна видеть, но свет над ней слепящий, и склоняющееся над ней лицо выглядит почти силуэтом. Гленн вынимает кляп у нее изо рта.

– Послушай, – говорит Клэр, как только получает такую возможность. – Не нужно делать этого. Если убьешь меня, тебе это не поможет, лишь разожжет потребность убивать и дальше. Ты достаточно силен, чтобы остановиться. Я могу тебе помочь, если не убьешь меня.

– Ну, конечно, – усмехается Гленн, – ты актриса. Тебе хочется вопить, умолять, плакать, но ты притворяешься спокойной. И ты натаскана, так ведь? Знаешь, что мне сказать. Умеешь притвориться.

– Я не притворяюсь, Гленн. Раньше, когда помогала полицейским, притворялась. Сейчас – нет.

– Да вы, женщины, только это и делаете. Этому служат ваши одежда, косметика, приятные улыбочки, разве не так? Ты притворяешься. Это не имеет значения. Я – сама правдивость, и потому мои создания подлинны.

Он говорит спокойно, почти дружелюбно, и Клэр не сразу понимает, о чем идет речь.

– Где я? – спрашивает она.

Вместо ответа Гленн обводит комнату лучом лампы направленного света, словно прожектором.