Приманка для двоих

На другой день он пораньше съездил в цех, предыдущий день оказался малопродуктивным, и теперь его мучила совесть. Поговорил с мастером — тот пожаловался, что заканчиваются крепежные болты, а также гобелен расцветки «желтый осьминог».

— Я, честно говоря, брал его с опаской, — признался Максим. — Думал, народ мебель с обивкой такого цвета покупать не станет, а все будто с ума сошли. Последний комплект — диван-кровать с креслами — купили прямо из салона. Женщина упросила. Комплект к чему-то там очень подходил… Хорошо, я закажу на базе. Прежний заказ заведующая отпускала мне со скидкой — другие мебельщики ткань не брали, а сейчас небось цену поднимет.

— А вы на готовое изделие цену повысьте, — сказал мастер.

— Не хотелось бы. Мы же держим марку производства дешевой мебели хорошего качества. Хотя слова «дешевый» и «хорошего качества» как-то не очень вместе уживаются. Остаётся одно — пожертвовать собой, уговаривая заведующую базы оставить цену прежней.

— А какая она?

— Ткань или директор?

— Директор, конечно. Ткань мне уже во сне снится.

— Такая рослая, пышная блондинка.

— Может, махнемся с вами, Максим Викторович, местами? Я поеду заведующую уговаривать, а вы пока производством покомандуете.

— Иди работай, уговорщик! Ты лучше своего обивщика уговори, чтобы ткань не экономил без надобности, а то в салоне его художество стоит — диван, у которого из-под деревянной окантовки ткань вылезла, едва кто-то попробовал на нем посидеть.

В салон Максим приехал к восьми часам, но его кабинет уже был открыт, и в нем сидел его друг Дмитрий. Чернее тучи.

— Что случилось, Димка? Сын заболел?

— Ох, и не спрашивай! Нет, с Костиком все в порядке, а вот жена…

— Людмила заболела?

— По-моему, у нее что-то с крышей.

— В каком смысле?

— В смысле дурью мается. Нутром чую, что-то случилось с ней, а что — попробуй догадайся! Вчера приехал из леса, она лежит в кровати, стонет. Я к ней, хотел погладить, то да се, а она как закричит: «Не прикасайся!» И лицо перекосилось, будто от сильной боли. То ли она упала, то ли заболела чем… Молчит как партизан! Я думал, не вызвать ли ей врача? А она отказывается: «Ничего мне не надо». Да с таким надрывом! Словно вот-вот сорвется. Как будто терпит меня из последних сил. «Может женщина испытывать недомогание, или ты совсем неграмотный?» Это она мне так кричала…

— А если она деньги потеряла или документы какие?

— Хорошо бы!.. То есть, конечно, в этом нет ничего хорошего, но случилось бы такое в самом деле, остальное становится понятным.

— Может, просто нездоровится. Полежит, и все пройдет. Мой племянник говорил: «Бабушке плохо здоровится».

— Хорошо тебе шутить, а я будто потерянный. Не знаю, как себя вести, что говорить. Да и Милка-то как побитая собака. В глаза заглядывает, разве что сапоги не лижет. То потом будто вспомнит что-то и опять злится, но уже как собака здоровая. Откормленная и злая. Одним словом, ведет себя непредсказуемо. Веришь, в своем доме живу как на вулкане, не знаю, когда извержение начнется. А пока что — ногам горячо, и внутри что-то булькает, варится. Трясет, одним словом.

— А если она влюбилась в кого-нибудь?

— Вряд ли. По большому счету ведь я ее возле себя насильно не держу. Давно могла бы уйти, если бы захотела… Нет, это не то!

— Тебя не поймешь. Совсем недавно ты чуть ли не рыдал, как Паниковский, что тебя девочки красивые не любят, а теперь рассуждаешь про отношение к тебе жены. Если я правильно понял, его можно назвать каким угодно, только не равнодушным?

— Ты меня не поймешь: прожить с женщиной семь лет, знать ее, кажется, вдоль и поперек, и вдруг — непредсказуемое настроение, неадекватная реакция. Прежде она делала вид, что ничего не знает ни о том, что я хожу налево, ни вообще моих пассий по именам, а вчера вдруг пригрозила, что им всем мало не будет. В первую очередь Илоне.

— Так прямо и сказала — Илоне?

— Вот именно, назвала по имени. Выходит, знает откуда-то.

— И что ты решил?

— Позвонит Илона, скажи, чтобы больше не звонила. Я уехал на полюс, к экватору, к черту на кулички, навсегда! Я обещал Милке вернуться домой до обеда. Она позвонила на свою работу и взяла неделю в счет отпуска. Мол, надо дома кое-что переделать, а сама ползает, как больная корова… Нет, с ней что-то не в порядке… Слушай, Максим, если мне придется почему-либо уйти из дому, можно, я поживу в твоей квартире?

— Не возражаю, конечно, поживи. Там, кстати, в холодильнике полно еды, я только сейчас об этом вспомнил.

— И ничего ты с меня за это не возьмешь?

Димка не мог долго переживать. Вот он уже и повеселел, и даже огрызается.

— Возьму, конечно. Ты за это повесишь мне новую люстру в гостиной.

— Какой ты корыстный! У друга горе.

— Подумаешь, горе: у жены крыша слегка съехала. Другие всю жизнь живут с бабами, у которых крыши вообще нет.

— Это ты, парень, загнул. Но веришь ли, я пообщался с тобой, и мне полегчало. Возможно, и вправду не так все мрачно.

Димка опять сел в машину и уехал.