Приманка для Коршунова (СИ)

— Скажи, что это шутка, Кукла. Скажи, что это всё ошибка. Что тебя ничего не связывает с Коршуновым. Скажи, что ты пошутила. Я же сдохну, Маш. Сдохну без тебя. Ты в самое сердце пробралась. В каждую грёбанную мысль. Я дышать забываю, когда тебя нет рядом. Маша… — ртом прохожусь по шее, втягивая тонкую кожу. — Прошу, маленькая… Прошу тебя…

Маша давит ладошками на плечи. Отстраняется и мотает головой.

— Нет. Нет… Я слишком сильно тебя люблю… Слишком сильно… Он причинит и тебе боль. Заберёт. Я не могу, Лёва… Прости меня… Прости… Люблю, — шепчет рыдая. — Люблю тебя.

Хватает рюкзак и порывается убежать, но я не позволяю.

— Маленькая… Кукла моя… Никто не причинит мне вреда. Никто. Маленькая… мы всё решим, только доверься мне.

Маша убирает мои руки с талии и качает головой. Улыбается грустно.

— Прости меня, Лёва. Прости…

Я смотрю, как Маша быстрым шагом уходит от меня. И с каждым её шагом мне становится больнее. Будто из меня с треском вырывают душу. Сердце. Все внутренности. На живую. Больно. Как же бл*** больно. Я поверил, поверил в то, что я медленными шажками приближаюсь к ней. Завоёвываю. И буду иметь возможность касаться её. Целовать. Называть своей. Уже скоро. Но всё вышло совсем не так, как я планировал.

Сжал пальцами переносицу. Что делать? Удерживать силой Машу я не могу. Она не готова к разговору. Я вижу это. И что делать мне? Что делать?

Глава 21

Саша

Захожу в палату, плотно закрывая за собой дверь. Колючка свернулась клубочком на кровати. Ушей коснулись тихие всхлипы. Будто по сердцу ножом полоснули. Всё тело задеревенело. На пару мгновений примёрз к полу. А потом бросился к кровати и опустился на колени. Осторожно отодвинул край одеяла, которым малышка накрылась до самой макушки. Заглянул в покрасневшее и припухшее от слёз лицо.

— Лёва, я попросила оставить меня одну, — всхлипнула с надрывом.

Провёл пальцами по бледной щеке, стирая слёзы. Подушечками собирая солёную влагу. Малышка замерла. Нахмурилась. И медленно открыла глаза. Я утонул мигом в их глубине. Серые возле зрачка и почти чёрные у края. Невероятные просто. Губительно красивые для меня. Всегда такими были. И пять лет назад, когда я, как побитый щенок, таскался к её дому каждый вечер. Смотрел, сжимая кулаки, как она выходит и заходит в подъезд с рыжей глистой. Наблюдал, сидя на сломанной лавочке на разгромленной детской площадке за её окнами. Видел, как она порхает по комнате. Как сидит за столом у окна. Полубоком. Так, что видно её точёный идеальный профиль. Так, что видно, как шевелятся её губы. Как она заправляет волосы за уши. Или это была игра моего воображения? Не столь важно. Я таскался так всю зиму. Всю весну. Пока отец не отправил меня в лагерь. В Крым. В тот момент я ненавидел его ещё больше, чем когда-либо. Потому что я должен был провести всё грёбанное лето в лагере. Все три месяца. Три месяца без моей одержимости. Больной. Ненормальной. Но я был слишком труслив, чтобы подойти к Даше. Слишком уродлив. Но эта одержимость странным образом держала меня наплаву. У меня была цель — каждый вечер бежать во двор её дома. Наблюдать за её жизнью. И надеяться, верить где-то в глубине души, что и для меня место найдется.

А тут мл***! Целых три месяца! Три. Грёбанных. Месяца.

Только я понятия не имел в тот миг, что Даша окажется со мной в одном самолёте. Через пару сидений от меня. Девчонка была в джинсовых белых шортах и яркой оранжевой футболке. Тёмные волосы заплетены в тугие косички.

Я тогда завис, когда увидел её входящую в салон самолёта. За ней плёлся рыжий, таща обе сумки. Я не слышал, что он говорил девчонке из-за шума в ушах. Не слышал её смеха, потому что сердце барабанило в ушах. Но я пальцами вцепился в спинку впереди стоящего кресла и подался вперёд. Вперился взглядом в её лицо. Впитывал, как ненормальный её улыбку. Румянец. Запоминал каждую родинку на её коже. И не моргал. Боялся, что стоит мне на миг смежить веки, как девчонка исчезнет. Растворится. Окажется миражом.

Я не заметил, как прошёл полёт. Потому что был в странном трансе. Я смотрел и смотрел, смотрел, не имея сил отвести взгляда от профиля Даши. Она находилась так близко. Ближе, чем все те полгода, что я наблюдал за ней издалека. И именно во время полёта я заметил, что её волосы отросли. Заметил, что она проколола уши, хотя в нашу первую встречу её мочки были нетронутыми. Заметил, что на носе есть небольшая горбинка, а родинок на левой щеке ровно семь. Две побольше, а пять совсем крохотные.