Даже не удосужившись свернуть сообщение, закрываю глаза и откидываю голову, упираясь затылком в спинку кровати. Замечательно, что хоть у кого-то в это неспокойное время всё хорошо. Значит, и я через пару дней смогу снять напряжение, присутствуя на самом приятном для любой девушки празднике.
– Лила? – беспокоится Трой, касаясь плеча. – Что-то ещё случилось? Или ты опять плохо себя чувствуешь?
– Нет, – улыбаюсь. – Всё нормально. Сам прочитай, – даю разрешение, понимая, что так будет проще, чем объяснять словами столь резкую смену настроения.
– Ух ты! – тоже оживает хранитель. – И что ты попросишь в качестве подарка?
– Даже не знаю, – пожимаю плечами, потому как действительно не представляю, что именно можно пожелать. – А что бы ты предложил?
Парнишка задумывается, присаживаясь рядышком.
– Цветы? – неуверенно предлагает.
– Хм… – задумываюсь. А что, вполне возможно.
Решить вопрос окончательно не успеваю. Экран издаёт булькающий звук и вновь высвечивает в уголке знак входящего сообщения. Какая-то я сегодня популярная.
Поспешно открываю куда более серьёзное послание:
Вот так. Коротко, лаконично и по существу. Многозначительно киваю Трою на письмо и цокаю языком. Тот тоже быстро вникает в суть и ощутимо грустнеет. Правда, догадок насчёт причин столь категоричной формы, в которую советник облёк свою просьбу, не высказывает. Да я, в общем-то, в них и не нуждаюсь. Ясно же, что не по моей симпатичной моське то’Трон скучает, а досадует на отсутствие столь важного источника информации на рабочем месте в то время, когда кругом такие события происходят!
Сообразив, что встать придётся ни свет ни заря, укладываюсь пораньше, не забыв вписать в инструкцию очередной совет самой себе:
Кто предупреждён, тот уже не беззащитен
Эх, я наивная! Неприятность! Размечталась! Полученный мной от советника завуалированный под наставление выговор, которого я удостаиваюсь с утра, тянет как минимум на категорию «приговор без права на обжалование».
– Мео, мы находимся в ситуации, когда промахов и неверных шагов допускать нельзя, – негромко, не повышая голоса, но от этого не менее чётко разъясняют мне азы зоггианской трудовой этики.
Заложив руки за спину, Ниродин размеренно вышагивает по кабинету, а я, опустив глаза в пол, кусаю губы, чтобы молчать, оправданий себе не искать и лишний раз советника не провоцировать. И так в его голосе то и дело проскакивает возмущение моим пренебрежительным отношением к принятым на себя обязательствам, которое он старательно маскирует лёгким покашливанием.