Приметы весны

— Вот и посчитайте, сколько надо запасти овса для двенадцати лошадей на восемнадцать дней?

— Ну, — сказал старик недовольно.

— Так сколько ж будет, по-вашему? — настаивал Михо.

— Сколько будет, сколько будет, — пробурчал Игнат. — Ты и скажи, сколько будет, чего пристал.

Михо вынул из кармана огрызок карандаша, здесь же, на обложке задачника, набросал решение и объяснил его отцу.

— Ишь, как хитро выкрутил, — восхитился старик. — Значит, говоришь, восемьдесят один пуд? А ну-ка еще раз покажи, как же оно восемьдесят один пуд получилось? Здорово как придумано!

Михо охотно повторил решение задачи.

Игнат, поглаживая бороду, бурчал:

— «Цертнер», «норма» — вроде чепуха, бабья ворожба… А полезное, может, дело!

Потом, помолчав, опять спросил:

— Ну, а еще про что учит тебя та… дваножка? — и раскатисто рассмеялся, довольный остротой.

— Еще учим историю, географию, политграмоту…

— Это еще что?

— История — это про то, как люди жили раньше… Совсем давно. География — это про разные страны: где есть горы, где моря, где какие люди живут, что делают.

— А откуда она знает, что где, твоя учительша? Из окна хаты усё бачить?

Михо улыбнулся.

— Из окна хаты много не видать. Марийка училась в техникуме, у нее много книг всяких, по ним и учимся.

Нотки гордости прозвучали в его голосе.

Игнат задумался.

— А еще как ты сказал?.. Что учите? — спросил он.

— Еще политграмоту.

— А это про что?

— Это про то, — Михо замялся. — Это… Ну, как сказать? Про то, как люди живут… Почему на свете есть бедные и богатые и что сделать, чтоб не было бедных.

Старик рассмеялся.

— Ого, куды загнул! Думаешь всех богатыми сделать? Где же это вы столько денег возьмете? — И, хитро подмигнув, добавил: — И как раздавать деньги будете?

— А это не я делать буду.

— А кто ж?

— Сами люди и сделают.

Старик приподнялся с перины, снова набил свою трубку махоркой и обратился к зятю и дочери, как будто призывая их в свидетели:

— Видали, куды заехал наш Михась?

И, обращаясь к сыну, насмешливо спросил:

— Как же это я сделаю сам себе, что стану богатым? Или ты думаешь, что Чурило со мной поделится? Ха-ха-ха! Так и побежал он отдавать свои гроши!

— А нам Чурилины деньги не нужны, — обидчиво возразил Михо. — Если в колхоз пойдем, там все лошади в одной конюшне стоят, все на одном поле работают и деньги не богатому идут, а каждому, сколько заработал…

Добродушие вдруг исчезло с лица Игната.

— Стой! — вне себя крикнул он. — Что ты мелешь? Какой колхоз? Да я тебя, гаденыша, убью, своей рукой убью. И твою сороконожку, как… как змею раздавлю. Слышь! Вот оно, ученье!

Старик вскочил на ноги и бросился с плеткой на сына.

Но в это время раздался голос Вайды.

— Ученье ученью рознь, — назидательно сказал он. — Смотря чему учиться. Конечно, если у этих коммунистов учиться — до добра не дойдешь. А я, например, никак не жалею, что учился…

Он хотел еще что-то сказать, но, увидев лицо повернувшегося к нему старика, пожалел уже, что вмешался в спор. Игнат точно ждал повода, чтобы обратить накипавшую в нем злость против зятя.

— Ты еще мешаться будешь? — крикнул он угрожающе. — Что мне с твоего ученья? Ты ж сам и не прохарчуешься. Как собака, ждешь, чтоб кость высосанную бросили. На, жри, только меня не трожь. Слышь? Убью!..

Глава восьмая

Игнат Сокирка не любил Вайду. За все не любил: и за его высокомерие, и за щегольскую одежду, и за песни, которые Игнат презрительно называл «парнэ», выражая этим словом ненависть к городским песням и осуждение оседлым цыганам. Самого Вайду Игнат тоже считал «парнэ», как цыгана, бросившего свое племя и ушедшего к «белолицым». Игнат был убежден, что рано или поздно Вайда снова вернется в город, и всей душой презирал его.

А больше всего невзлюбил он Вайду за то, что он сумел стать мужем Замбиллы. Хотя сам был виновен в этом.

Игнат никому никогда не признался бы, что случилось это по пьянке. А было это именно так.

Однажды, когда табор стоял возле Ростова, Вайда встретил Игната в городе и пригласил его в погребок. Вайда заказал паровую рыбу, две порции винегрета, пол-литра водки. Выпили. Вайда заказал еще пол-литра. Заплетающимся языком он рассказывал Игнату о своей жизни в Курске, где зарабатывал большие деньги, хвастался знакомством с Амелькой Гусаком, старшиной табора, которого Игнат лично знал и очень уважал.

— Да что Гусак! — разошелся Вайда, — каждый со мной дружбы ищет. У кого деньги — у того друзья. А у меня денег… Глянь, сколько у меня денег! — Он вынул из кармана пачку червонцев. — У меня денег… сколько хочу, столько и есть… Я все, что хочешь, на деньги куплю. Захочу — и Чурилину дочку в невесты возьму. Чурило сам предлагал.

— Врешь! — ударив кулаком по столу, крикнул Игнат. — Не даст Чурило за тебя дочку… Есть другие, за кого пойдет Чурилина дочерка.

Он произнес слово «дочерка» ласково, что не вязалось ни с его грозным видом, ни с характером разговора. Игнат боялся, как бы Вайда не сосватал Полину Чурило, которую он страстно хотел в жены Михо. «Отговорить, заставить его забыть Полину», — стучала по-пьяному навязчивая мысль.