Приметы весны

— У них там теперь встречный план на каждый час. Сегодня они установили рекорд. Вот тебе бы тоже ввести встречно-часовой. А, Михась?

— Не надо, — зло проговорил Михо.

— Что не надо?

— Не нужны мне выдумки Гнатюка. И без него обойдусь, — еще более сердито сказал Михо.

Марийка с недоумением взглянула на него.

— Почему ты так злишься? Что плохого сделал тебе Саша?

— Ничего… А только не надо.

Михо бросил камень в реку и, глядя на расходящиеся круги, грубо сказал:

— Если он тебе нравится, так и скажи, а меня не позорь. Где мне с ним тягаться? Думаешь, я не слышал, как ты говорила ему про меня, когда вы подходили к парку? Слышал, все слышал!

Марийка вскочила на ноги, точно ужаленная.

— То ж не о тебе!.. Как ты смеешь со мной так разговаривать? — с обидой воскликнула она. — Хоть бы подумал прежде.

— А что думать? Что на душе — то и говорю. А не нравится, так…

Марийка уже не слушала. Быстро, точно спасаясь от погони, она пошла в сторону поселка. Михо догнал ее. Они пошли рядом молча, до самого дома не произнеся ни слова. Марийка вошла во двор, даже не попрощавшись.

Глава третья

Войдя в цех, Михо увидел Федора, стоящего у большого плаката. Плакат сообщал о рекорде Гнатюка и Степаненко. Указывая на листок, висевший рядом, Федор презрительно сказал:

— Видал, как покупают?

— Кого покупают? — не понял Михо.

— Кого ж покупают, — рабочих, конечно. То, бывало, до самой получки не узнаешь заработка, а сейчас поспешили вывесить, сколько каждый за смену заработал. И напечатать не поленились, да еще рамочкой обвели.

Михо бегло взглянул на цифры заработка, обозначенные против каждой фамилии.

— А что тут плохого? — сказал он, глядя на Федора. Что-то кошачье было в осторожных движениях и тихой речи Федора. — Жалко только, что каждый день не вывешивают.

— И больше ты ничего не видишь? — с ехидцей спросил Федор.

— Ничего. А что?

— Так все ж это делают для того, чтобы увеличить выработку.

Михо удивленно взглянул на Федора.

— Ты что, в самом деле дурень или только прикидываешься? Конечно, для того делают, чтобы люди хотели больше выработать.

Федор расхохотался.

— А вот мы сейчас посмотрим, кто дурень, кто нет. — Федор подошел ближе к Михо. — А ты подумал, зачем им… — Он произнес слово «им» сквозь зубы и кивнул в сторону цеховой конторы. — Зачем им как раз сейчас понадобилось так кричать про соревнование и поднимать выработку?

— Как зачем? Ясно, как божий день. Разве ты не знаешь, что есть новый заказ? И за месяц надо выполнить его.

Федор рассмеялся.

— Вот ты и есть дурень! — Лицо его сделалось злым. — Все это выдумано для того, чтобы дурачить таких простачков, как ты.

— Зачем дурачить?

Федор взял Михо за руку и, притянув его к себе, приглушенным голосом сказал:

— А вот я тебе скажу зачем. Только дай слово, что никому не скажешь.

— Да ладно, говори.

Федор таинственно зашептал:

— Мне нормировщик сказал, что через два месяца будут нормы пересматривать.

— Ну так что? При чем тут заказ нефтяников?

Федор презрительно скривил губы.

— Эх ты, шляпа! Заказ нефтяников действительно ни при чем, а вот соревнование — «при чем». Они стараются поднять сейчас выработку для того, чтобы можно было увеличить нормы. Раз есть такое большое перевыполнение — значит норма очень маленькая и надо ее поднять. Тут, брат, хитро задумано… А чтоб не вспугнуть таких дурачков, как ты, хронометражистов с часиками не ставят, а вам же, лопухам, говорят: поглядывайте на часы и считайте — сколько минут уходит на нагрев слитка, сколько надобно, чтобы прошить его на прошивном стане, сколько времени пройдет, пока Маруся подаст гильзу к пильгерстану и сколько минут Сокирка будет раскатывать ее в трубу. А дуралей Сокирка рад стараться, семь потов с него сольется, зато тридцать рублей в смену вышиб. А пройдет два месяца, норму повысят, и будет раб божий Сокирка сидеть на голом тарифе — рад будет хоть ставку выработать. Вот она зачем, вся эта история. Ясно теперь?

— Надо подумать, — неуверенно ответил Михо.

— Ну что ж, подумай. Это полезно бывает, — с усмешкой сказал Федор и пошел к печи.

«Башковитый он, — подумал Михо. — Видал, как выложил! И ответить ему не найдешься. А может, в самом деле так?.. Но ведь Сашка сам это сделал!.. А кто его знает — сам или не сам? Он партийный, сказали ему в парткоме: делай, — он и делает». Чувство неприязни к Гнатюку, несколько остывшее за ночь, вспыхнуло с новой силой. «Он, видать, такой! На словах одно, а в душе другое. Передо мной, так строит из себя закадычного друга, а с Марийкой…» Мысль о том, что Гнатюк пытается отнять у него Марийку, привела Михо в неистовство. «Так он дурить меня вздумал! Нет, подожди. Как бы сам в дурнях не остался».

Михо направился к пильгерстану, никого не замечая, не отвечая на приветствия…

— Ты что, оглох, что ли? Я его зову, зову, а он прет, не разбирая дороги.

Михо обернулся и увидел мастера Никифорова.

— Что ты как зачумленный мчишься? — с трудом переводя дыхание, крикнул Никифоров. — Пойдем в конторку потолкуем.

В конторке мастеров никого еще не было. Никифоров сел за стол и указал Михо на скамейку.

— Садись.