Прими мою печаль

— Обязательно.

Закончив разговор, Мэтт вошел в больницу. Когда он добрался до отделения скорой помощи, из палаты Бри как раз выходил доктор.

— Можете вернуться, — сказал он.

Мэтт отодвинул занавеску в сторону. Бри лежала, свернувшись на боку спиной ко входу. Она была в одной майке, а ее окровавленная рубашка лежала в пластиковом мешке у нее в ногах. Медсестра поставила капельницу, и судя по затуманенному взгляду Бри, это было какое-то обезболивающее.

— Чувствуешь себя получше? — спросил Мэтт.

— Ага, — сонно пробормотала Бри.

— Это от боли и тошноты, — сказала медсестра. — Доктор сейчас вернется с местным обезболивающим. Затем он обработает и заштопает рану, — она поставила рядом с кушеткой пластиковый стул и вышла.

Дыхание Бри выровнялось, лицо расслабилось, но внимание Мэтта привлекло не это. На спине Бри была татуировка — Мэтт уже видел одну на ее лодыжке, и подумал, что выглядит неплохо, но эта татуировка…

Она была чем-то особенным.

Зрелище было завораживающим. Плечо Бри обвивали изящные лианы. На ее лопатке примостилась, расправив крылья, стрекоза. Насекомое было крупным — больше, чем ладонь Мэтта. Ее тело переливалось ярко-голубым и светло-зеленым цветом, который, казалось, поблескивал на свету.

Мэтт смог разглядеть тот самый шрам, только присмотревшись поближе. Художник умело смог скрыть его под татуировкой, талантливо используя поврежденную кожу для того, чтобы добавить татуировке текстуры. Но если вглядеться внимательно, то его уродливые очертания проглядывали из-под прекрасного рисунка. Шрам с возрастом вытянулся, поблек, но Мэтт все еще видел его контуры. Он все еще легко мог представить, как огромная собака сжимает челюсти вокруг плеча маленькой девочки. Как она трясет головой, пытаясь сломать ей шею — шею Бри — совсем как Грета, когда та треплет свою игрушку. Он почти мог услышать крики ужаса и боли. Ей было всего пять лет.

Как она выжила?

Вернулся доктор, и медсестра вновь увела Мэтта в коридор. Выходя, тот бросил последний взгляд на Бри, свернувшейся на кушетке, словно ребенок, а стрекоза словно уставилась на него в ответ. Казалось, она словно подначивает: ты сомневаешься во мне? В моей способности преодолевать, превращать уродливый опыт в произведение искусства?

Бри давно рассказала ему все это, но когда Мэтт воочию увидел шрам, в нем заново поднялась волна злости и жалости. И уважения. Неудивительно, что она боится собак. Кто бы не боялся после того, как на него так яростно напали, чуть не убив? И ее истинная храбрость всегда заключалась в решимости преодолевать свои страхи.

Наверное, можно было сказать, что выжила она потому, что не умела сдаваться. Она просто продолжала делать то, что должна, в какой ситуации она бы не оказывалась, и неважно, чего ей это стоило. Мэтт неоднократно видел, как она с головой бросалась в такие передряги, которые ввели бы в ступор большинство людей. Бри была умна и опытна — и еще ей ужасно везло.

И когда-нибудь ослиное упрямство может стоить ей жизни.

Глава двадцать первая

Когда доктор закончил промывать, зашивать и перевязывать рану Бри, ее рука уже блаженно онемела. Хоть она всегда и упиралась, не желая принимать сильнодействующие лекарства, но на самом деле их существование делало жизнь Бри гораздо приятнее — по крайней мере, сейчас.

За ее спиной ходила медсестра, и ее резиновые подошвы скрипели по полу.

— Отдыхайте пока, — сказала она. — Я скоро вернусь, — и она вышла из комнаты.

Бри закрыла глаза. Тело казалось совсем тяжелым. За спиной вновь раздался звук шагов, и она решила, что это вернулась медсестра или Мэтт. Глаз она не открыла.

— Бри.

Голос брата испугал ее. Бри распахнула глаза и перекатилась на спину, и голова у нее тут же закружилась от резкого движения.

Ее брат стоял у входа, и взгляд у него был мрачный, даже потрясенный.

— Адам, — что еще сказать, она не знала.

Он рванулся вперед, затем неловко затормозил у самой кушетки.

— Хотел тебя обнять, но не хочу сделать тебе больно.

— Со мной все хорошо, Адам. Просто поплыла немного от лекарств. Мне всего-то парочку швов наложили, — Бри немного подвинулась, освобождая место, и похлопала по кушетке рядом со мной. Потом протянула к нему здоровую руку. — Обнимай на здоровье.

Он сел на краешек кушетки и обвил Бри руками, а она уткнулась лбом ему плечо. Сразу ей вспомнился та январская ночь, далекая и холодная, когда она сидела под крыльцом, прижимая к себе крошечного брата и четырехлетнюю сестру, Эрин. Бри словно вновь почувствовала мерзлую грязь под голыми ногами. Почувствовала, как дрожит младенец на холодном ветру. Она вспомнила, как едва дышала, надеясь, что выбрала правильное место, чтобы спрятаться. Ей было восемь, но она уже знала: если она ошиблась с выбором, если ей не удастся убедить Адама молчать, отец найдет их. И тогда он убьет всех.

По щекам потекли горячие слезы. Она попыталась успокоиться, но вместо этого только начала икать, неловко всхлипывая и дрожа всем телом.

Адам сжал ее здоровую руку.

— Все хорошо.

Сегодня мир словно перевернулся с ног на голову. Теперь Адам здесь был сильным и взрослым.