Primièra canso (СИ)

Наконец, у входа послышался шорох, и дверь распахнулась. Тяжелым, но нетвердым шагом в опочивальню вошел герцог Робер. Он снял торжественные свои одежды. Но даже и в камизе казался таким же крепким и сильным. Он приблизился к постели со свечой в руках, склонился к Катрин и посмотрел на ее лицо.

Она на мгновение зажмурилась от яркого пламени и, распахнув глаза, взглянула на герцога. Мимолетно подумав о том, как хотела бы, чтобы поскорее все закончилось.

- Встань, - коротко сказал герцог.

Катрин опустила глаза, в которых было удивление, и послушно выбралась из-под покрывал.

- Туда ступай! - герцог указал глазами на огромный сундук, стоявший у другой стены.

Она бросила быстрый взгляд на мужа и молча подошла к сундуку.

- Обопрись о него руками, - теперь его голос звучал очень тихо, почти глухо.

Катрин застыла, не понимая, к чему все это. Всю свою жизнь она провела в родном замке, среди многочисленных братьев и не самых строгих нравов в деревне. И до теперешнего мгновения думала, что знает, что ее ожидает.

- Катрин, я должен повторить? - осведомился герцог, приближаясь к ней до тех пор, пока между ними не стало тесно, а потом, обхватив ее плечи, резко развернул к себе спиной, при этом продолжая касаться ее всем своим телом. - Обопрись о него руками.

Новоявленная герцогиня не посмела ослушаться и сделала так, как он велел. Теперь она его жена, и она в его власти. В следующее мгновение он уже завозился, задирая ее камизу, грубовато щупая живот, бедра, ноги. Потом руки его поползли вверх, по бокам, по ребрам к груди. Пальцы его были горячими, влажными, с отросшими ногтями, чуть царапавшими кожу. Он наклонился над ней, будто сжимая, сминая ее волю и ее силы. Когда горячее дыхание герцога опалило ее затылок, она почти упала на сундук под его тяжестью, но он не дал ей упасть. Удерживая ее одной рукой, он поднимал подол своей камизы.

Катрин слабо дернулась и равнодушно замерла. Подумав, что чем меньше она станет сопротивляться, тем скорее герцог отпустит ее.

Спустя четверть часа герцог де Жуайез покидал покои герцогини все тем же неровным, но тяжелым шагом. Он не привык делить ложе с женщиной. Он вообще не привык жить с женщиной. Впрочем, к этой вполне можно было привыкнуть со временем. Приказав слуге достать ему другую нижнюю одежду, переоделся и вскоре заснул крепким сном до самого рассвета. Просыпался он всегда рано.

Катрин же, вернувшись обратно в постель, закуталась в покрывало. Устало подумала, что все могло бы сложиться гораздо хуже. И, закрыв глаза, она представила себе серый взгляд, который видела лишь несколько мгновений на ступенях замка, но воспоминание о котором преследовало герцогиню весь вечер. Это было так не похоже на нее, всегда рассудительную и сдержанную. Но Катрин так и заснула, представляя серые глаза и удивляясь себе.

И только трубадур Скриб не спал в эту ночь. На душе его было холодно. Так холодно, как никогда в жизни. Этот липкий холод, сковавший его еще во время встречи новобрачных, так и не отпускал. На свадебном пиру, как и полагалось придворному музыканту, он был весел, много пел и много пил. Но после, когда уже под утро гости устроились на ночлег, он не пошел в свою опочивальню. Он точно знал, в какой половине замка должна была разместиться герцогиня. И отчего-то ноги сами понесли его под ее окна. В окне было черно. На воздухе холод, такой же как внутри, не тревожил его. Он стоял под порхающими снежинками, не заметив того, что приближается рассвет. И не ведал, отчего он здесь. Это было так не похоже на него, обычно веселого и беззаботного. Но Скриб продолжал стоять у башни, представляя зеленые ее глаза и удивляясь себе.

V

- Эй, Скриб! И что тебя с утра пораньше несет-то! - раздавался во дворе голос старой кухарки. - Поел бы сперва. Хлеб с сыром да мед давно для тебя готовы.

- Тебе еще Их Светлостям обед готовить, ступай, - смеясь, отвечал Скриб, замахиваясь топором над колодой с поленом.

Кухарка прищелкнула языком и, полюбовавшись несколько минут на воспитанника Его Светлости, только улыбнулась - что с него взять-то, с чудака? И пошла на свою кухню, не беспокоясь теперь о том, чтобы дров было довольно.

Меж тем чудак, разрубив полено, перевернул половинку его и снова ударил по ней топором. В это морозное утро в самом начале марта рубка дров была лучшим, что отвлекало его от глупых мыслей, роившихся в голове и не дававших покоя.

Утро в Жуайезе мало отличалось от утра в Брабанте. Разве что работники многочисленнее, да занятий у них поболее. После завтрака, к которому герцог не явился, Катрин вышла прогуляться и осмотреть замок и сад, увиденный ею из окон спальни.