Приношение Гермесу

Философская тинктура, конечный результат нашего Делания, также является солью, но то особая соль. Сия субстанция представляет собой результат искусной транспозиции Сульфура, принадлежащего более высокой октаве проявлений (если рассматривать планы бытия как музыкальную шкалу), в область материи, что означает привнесение в нашу Землю Огня с «другого края» лестницы стихий, или «кусание хвоста» Уробороса. Философский Камень – это огненная соль, которая по вышеуказанной причине может быть также названа Философским Сульфуром. Рене Шваллер и Фулканелли добились успеха в своих манипуляциях благодаря подсказке, содержащейся в одной старинной рукописи, где этот принцип был изложен в терминах цветов солнечного спектра. Как тебе, наверное, известно, наша троица субстанций основывается на свойствах четверицы стихий: так, Сульфур есть жар как объединяющий принцип Огня и Воздуха, Меркурий – влажность как объединяющий принцип Воздуха и Воды, а соль – холод как объединяющий принцип Воды и Земли. Данная седмица может быть достоверно представлена посредством семи спектральных цветов, где Огню, Воздуху и Воде соответствуют три основных цвета (красный, жёлтый и голубой), а трём алхимическим субстанциям – три составных цвета (оранжевый, зелёный и фиолетовый). При этом синий (а точнее говоря, индиго), условно соответствующий Земле, не относится ни к одной, ни к другой категории, его нельзя получить «сгущением» голубого, он обладает неким внутренним свечением, отличным и от голубого, и от фиолетового (чему хорошим доказательством могут служить картины Андреа дель Сарто). Размышляя над взаимоотношением указанных трёх цветов верхней части спектра, а также над сухостью как потенциально объединяющим принципом Огня и Земли (каковая сухость и есть наш Камень), Рене Шваллер смог решить сложнейшую философскую задачу, истинность коего решения была подтверждена Фулканелли на практике».

VI

Наступили, наконец, тёплые дни; весна, не извинившись за опоздание, весело побежала по онтарийским лугам. Суета окончания семестра, первая зелень в университетском парке и группы тонконогих девушек на скамейках, напоминающие стайки стрижей, унесли мысли профессора достаточно далеко от его эпистолярного казуса и связанных с ним действующих лиц; в первый момент он не мог понять, о чём вообще идёт речь, когда, подойдя к Синтии с какой-то мелкой просьбой и формально поздоровавшись с ней, услышал в ответ странную фразу.

– У него неприятности. Я говорю об Айзеке, – добавила девушка, встретив удивлённый взгляд профессора. – Его хотят отчислить.

– Почему? И откуда вам это известно?

Щёки Синтии чуть порозовели, что было совсем не трудно заметить на фоне её белоснежной шёлковой блузки.

– Мы созванивались пару раз… Он очень благодарен вам за письма; сказал, что ему было полезно их прочесть. Но он пока не успел ответить из-за этой истории в университете…

Выяснилось, что Айзек на новом месте довольно быстро сумел вступить в пререкания с неким доктором Хильдебрандом, пользовавшимся большим авторитетом в академической среде и выпячивавшим свою фанатичную приверженность современному научному методу при любом удобном случае, невзирая на лица и уровень интеллектуального развития окружавших его людей. Любой отсыл к теологии или метафизике для него не отличался от попытки обосновать нечто посредством цирковых фокусов, коя тут же порождала со стороны доктора праведный гнев, анафемы и обвинения собеседника в шарлатанстве и интеллектуальном убожестве. В свою очередь, такая реакция либо отравляла душу последнего сомнениями в адекватности метода, проповедуемого столь топорным образом, либо служила вящей славе самоотверженного учёного Хильдебранда (что происходило, надо признать, гораздо чаще).

От острого языка гвельфского доктора досталось и новому студенту, который в своих скромным речах несколько раз позволил себе упоминание неких метафизических истин во время обсуждения серьёзных, по мнению Хильдебранда, вещей, когда подобное шарлатанство было совершенно недопустимо. В ответ на дальнейшее упорство, проявленное этим лазутчиком лженауки, разгорячённый преподаватель пообещал ему низшую оценку на экзамене, в результате чего Айзек вообще перестал посещать занятия.

– Он сказал, что благодарен доктору Хильдебранду, поскольку тот помог ему окончательно избавиться от всех фобий и суеверий современного научного мировоззрения, – поведала профессору Синтия тревожным полушёпотом. – Сказал, что больше не вернётся в университет… Вы ведь напишете ему, правда?