Приношение Гермесу

Обе формы гностического мировоззрения, несмотря на отчаянное сопростивление со стороны христианской церкви, практически в неискажённом виде выжили на территории восточной Европы в среде богомилов, благодаря которым, как принято считать среди современных исследователей, они и попали в Лангедок. Действительно, Interrogatio Ioannis, или Тайная Вечеря, является богомильским текстом, вошедшим в традиционный корпус катаров;[79] как бы то ни было, даже с точки зрения исторического материализма катары являются наследниками гностических школ, склоняющимися к крайнему дуализму «иранского типа», и рассматривать историю средневековой Европы, не принимая во внимание особенности гностического мировоззрения, всё равно, что описывать современную цивилизацию, не учитывая роль компьютеров. Но какое же отношение имеет гностическая идея к роману Булгакова? Она является стержнем, без коего всё произведение рассыпалось бы в прах. Причём люди, которые глотают его, не разбираясь в деталях, рискуют ощутить эту твёрдую кость, лишь только когда она застрянет у них в горле.

Итак, в романе о мастере есть сам мастер, его возлюбленная, сатана со своей свитой, поэты и писатели, валютчики, покупатели Торгсина, сотрудники одной тайной службы, киевский дядя и даже несчастный чёрный кот из Армавира, какового привели в милицию. В романе о Понтии Пилате есть бродячий философ, немного похожий на героя христианских евангелий, сам римский прокуратор, Иуда, исполнительный Афраний, бывший сборщик податей Левий Матвей, солдаты, розы, мысли о бессмертии, призрак головы кесаря Тиберия, тьма, пришедшая со Средиземного моря, лживая Низа… Но ни в одном из этих романов нет того, к кому столь гневно и столь тщетно обращался бывший сборщик податей в памятный день на Лысой горе. Он не ответил ни ему, ни другим героям повести-шкатулки Булгакова и, похоже, не собирается отвечать и её читателям (если они захотят спросить, конечно). Этот господин с безразличием взирает на гибнущего младенца, который «не успел нагрешить», на замерзающего по дороге в психбольницу мастера, на пытающегося помешать дьяволу наивного поэта Бездомного, каковой совершает удивительное по глубине иронии пародийное крещение в Москве-реке, взяв иконку и венчальную свечку в грязном углу на кухне квартиры, где мылась в незапертой ванной некая «развратница»… Это он, творец мира, в коем процветают Могарыч и Лиходеев, Рюхин и Латунский, Семплеяров и Бенгальский; этого мира, где люди всё так же любят деньги, зрелища и праздность, с одинаковым любопытством наблюдая за казнью Иешуа, отвинчиванием головы конферансье и трюками акробатов на велосипедах, заметно оживляясь только при виде сыплющихся с потолка банкнот. «Бог зла», как назвал его Левий Матвей, «бог разбойников, их покровитель и душа». Тогда кто же Воланд? Ведь он сатана, «противник», стало быть, он противник злого бога? И что же это значит, он действительно добр? Но кто же тогда Иешуа?

Ответы на эти сложные – и, тем не менее, насущные – вопросы можно найти в учении гностиков и, в особенности, в той его форме, которую принято называть «катаризмом». Ганс Йонас в своём исследовании, рассматривая сатану как космократора, то есть повелителя космоса, в концепции валентиниан, замечает: «Здесь мы сталкиваемся с более запутанным учением, что Сатана… будучи пневмой злобы, знает о вещах свыше, тогда как Демиург, будучи только психической субстанцией, не знает».[80] Иными словами, сатана знает об истинном Боге, «благом боге» гностиков, в отличие от творца, который пребывает в неведении и считает себя «истинным богом», выше коего никого нет. Таким образом получается, что сатана ближе Христу, как эманации светлого Бога, чем творец материального мира, верховный бог иудеев. Этот парадоксальное и «запутанное» учение у лангедокских катаров представлено в весьма ясной и логичной форме. Текст О творении гласит: «…Как вы видите, наша теория легко объясняет, каким образом Бог «создал» тьму, зло и смерть, как он «породил» Асуров и дракона, а также многие иные вещи, противные его существу, упоминающиеся в божественных Писаниях. На самом деле он просто допустил, чтобы эти монстры правили его народом по причине его греховности; таким образом, можно сказать, что злые сущности были «созданы» им в том смысле, что получили его разрешение на исполнение своей функции по отношению к его творениям. По этой же причине мы можем заключить, что Сатана был создан и сформирован истинным Богом и получил от него позволение мучить Иова, благодаря коему он смог совершить то, что без этого разрешения совершить бы не удалось. Говорить, что Сатана был «создан» Богом означает лишь то, что тот сделал его Принцем человечества, не в сущности (simpliciter), но косвенно (improprie) и акцидентно (per accidens)».[81] Иначе говоря, сатана является инструментом, при помощи которого благой Бог возвращает себе то, что принадлежит ему, оставляя кесарево кесарю и Демиургу.