– Получится, – удивилась Лена, – конечно. Милит, мы собирались не сбегать при первой опасности.
– Я не чувствую опасности. И Гарвин тоже. А тебе что-то не нравится. И это куда серьезней всех опасностей.
Лена ему, конечно, не поверила. Ей просто было не по себе, и она-то полагала, что из-за последних событий. Маятности не было до того, как шут ловил на лету стрелы и танцевал по утоптанной сухой земле, чудом уклоняясь от них. До того, как расцвет трилистник на щеке Маркуса. До того, как вспыхнул огонь вокруг эльфов. До того, как она прокляла людей.
Ей не было стыдно за это проклятие, не было жалко тех, кому оно досталось, если досталось, она даже не думала, в чем оно реализуется и реализуется ли вообще. Впрочем, нет, в последнем она была как раз уверена: да. Реализуется. Но было не по себе. Очень не по себе. Почему она взялась осуждать Странницу, проклявшую Трехмирье? Та не увидела выхода из тамошней ситуации, решила стереть файл и создать новый, а Лена вроде бы как чуточку, немного… Но, во-первых, не все ли равно – сто человек или сто тысяч. Во-вторых, кто знает, сколько их там, кому нравится видеть казни…
* * *
– Их там очень много, Аиллена. Нет, прошу, не поворачивайся. Их там очень много – тех, кому
– Я себя богом не считаю, чтоб брать такую ношу.
– Однако взяла. Это тяжело, я знаю. Но ты отважилась.
– Я не отважилась. Я отомстила.
– Ничего подобного. Мстить ты должна была королю, который приговорил твоих друзей и даже сам исполнил собственный приговор. Но его проклятие не коснулось.
– А жаль.
– Нет, тебе не жаль. Ему не нравилось то, что он делал. Даже вызывало отвращение. Но он действительно убежден, что это единственно возможный способ поддержания равновесия. В какой-то степени он прав… Не фыркай, пожалуйста. Кстати, проклятие того мира гаснет и, возможно, скоро исчезнет совсем.
– Благодаря поддержанию Равновесия? Или благодаря тому, что я перенесла его на конкретных людей?
– Благодаря прошедшему времени. Всего лишь. Но очень может быть, что мир бы погиб… уничтожил бы сам себя – войнами, болезнями, безумием. Нашелся человек, который сумел это прекратить – и мир выжил. А погода изменится. Хуже уже не будет.
– Ты этому не поспособствовал?
– Я очень давно перестал вмешиваться.
– Из-за Корина?
– Да. Из-за братьев Умо. Я возлагал на них столько надежд… и ошибся. Я не могу остановить Корина, но ты – можешь. Заметь, я сказал «остановить». Не «убить». И ты это сделаешь.
– Ты написал это в Книге Лены?
Он не ответил, тогда Лена повернулась. Никого не было. Интересно. Может, Лена просто доверчивая дура, но в голосе Кристиана чувствовалось что-то, что у обычного человека могло быть болью. Или хотя бы горечью. Подобрал семейку эльфов-расистов и воспитал, научил,
– Гарвин, как ты думаешь, Корин – некромант?
– Откуда ты знаешь, что пришел именно я?
– По запаху. Или еще по чему-то. Но разве это не ты?
– Я. А Корин – некромант. Не такой, как я. Как он к этому пришел, не знаю.
– Он сильнее тебя?
– Как некромант? Нет. Лена, что с тобой? Тебе не нравится этот мир? Мне он тоже не нравится. Но я хотя бы знаю почему.
Гарвин положил руки ей на плечи, прислонил ее к себе.
– Может, нам пора в Путь?
– Нам пора вылечить твои руки основательно.
– Все, что можно, уже сделано. Аиллена, мне это помешает только в тонком целительстве. Я привык видеть пальцами, а теперь не все увижу. Больше ни в чем не помешает. А исцелять я все равно смогу, просто чуть хуже. Или тебя смущает, как они выглядят? Это тоже пройдет. Твои бальзамы убирают даже шрамы от ожогов.
– Не таких.
– А каких? Он же поверхностный. Только кожа сожжена. Это ничуть не опасно, разве что больно, и то не так уж. Видишь, я уже могу прикасаться к тебе. Не затем, чтоб взять силу.
– Бери.
– Мне не нужно. Я хорошо себя чувствую. А ты – нет.
– Что не нравится вам с Милитом в этом мире?
– Магия умирает. Не наша. Здесь магия умирает вообще как таковая.
– Ты же говорил, что магия не вне, а внутри, как ты можешь это чувствовать?
– Не знаю. Я полагал, что она внутри каждого, но, возможно, используя ее, мы выпускаем ее в мир. Я привык дышать воздухом миров магии. Я просто не знал разницы.
– Почему она умирает?