Приносящая надежду (СИ)

Применение магии во время Шага забросило их черт знает куда, да это бы еще ничего, но Лене стало плохо. Сначала просто плохо: закружилась голова, бросило в жар, затошнило. Ее заботливо уложили на траву, подстелив плащ. Шут держал ее голову на коленях, а Лена пыталась сфокусировать взгляд на его лице, оно то уплывало, то как-то размазывалось, словно у нее резко портилось зрение. Она еще чувствовала, как ее перекладывают на сложенные одеяла, укрывают, потому что ее била дрожь, видела, как Гарвин водит своими изувеченными полусогнутыми пальцами вдоль ее головы и тела, как напряжено его лицо и сияют расплавленным серебром глаза. С слышала встревоженные голоса мужчин, но не понимала о чем они говорят… Как понимать, если они говорят не по-русски, а других языков она не знает, английский в институтском объеме и тот со словарем, а этот язык незнакомый совсем… каким и должен быть язык чужого мира.

Что было потом… Черт знает что было потом. Вроде она так и лежала под спешно натянутым тентом в окружении лучших своих друзей и самой замечательной собаки, и шла по площади Ленина, раздражаясь на полиэтиленовый пакет с тоненькой папочкой, и смотрела в небесные глаза Лиасса, и слышала язвительный голос Корина Умо, и оборачивалась, чтобы посмотреть на непонятное явление под названием Кристиан – и даже видела его, и сидела верхом на каменной спине, а по сторонам мерно и мощно взмахивали огромные золотые крылья…

Ты не любишь людей, Лиасс.

Не люблю. Мне не за что вас любить. Вы пришли в мой мир незваными, но мы не возражали, мы могли перебить вас без особых усилий, даже не напрягаясь, но мы потеснились и дали вам место для жизни.

Вы смотрите на нас сверху вниз, считаете себя лучше.