Приносящая удачу

Это было первое, что он спросил за весь путь. Даже остановился, глядя на мужчину с надеждой. Ему очень хотелось, чтобы Леон ничего не нашёл, чтобы его артефакт, о котором он сообщил лишь то, что это клинок, никогда не был найден им. И пусть это означает, что ему, Олану, придётся скитаться с этим гадом – он всё равно порадуется его неудачи.

Леон не очень понял, почему любопытствует парень. Но ответил, решив, что это надо для дела:

– Морошка была… рыжая…

Внутренне Олан возликовал: кто-то бродил по этому болоту. Этот кто-то наверняка нашёл клинок или же затоптал его так, что теперь его не отыскать! Никогда Леону не видать своей магической штуковины! Внешне парень позволил себе ехидную улыбку.

– Тогда плохие новости, Леон, – сообщил он. – По болоту кто-то шастал.

Он с удовольствием смотрел на физиономию своего спутника, ожидая реакции. Но Леон, скотина, и ухом не повёл, словно его ничуть не расстроил такой поворот событий. Он смотрел спокойно своими тёмными, чуть изумрудными глазами. Ландграф оставался внешне невозмутим, лишь немного заходили желваки на его скулах, выдавая скрытое напряжение. Леон быстро просчитывал возможные варианты. Хорошо, если этот кто-то не нашёл клинок. А если нашёл – тоже неплохо, ведь тогда есть повод прийти в деревню вместе с Оланом и снова зачаровать его.

– Мы должны найти этого человека, – сказал он ровным голосом.

Олан хмыкнул, недовольный тем, что не получилось расстроить ландграфа. Дальше идти пришлось ещё осторожней, чем прежде. Хоть деревьев было и меньше, зато под ногами стало опасно. Парень смотрел на чёрные проплешины во мху и надеялся, что артефакт Леона давно утонул где-то в трясине. Но проклятая магия заставляла его искать следы и пытаться помочь этому мужчине.

Парень дошёл до самого сердца этого морошкового болота и даже сумел увидеть одну не сорванную ягоду. Наклонился, сорвал и съел: она оказалась спелой и чем-то напомнила мёд. Наверно, эта ягода была переспелой для того, кто собирал их, и потому её оставили, поскольку не заметить эту янтарного цвета точку на зелёном фоне мха было невозможно. Олан провёл ладонью по мху. Он никому не говорил, но следопытом был необычным: не только читал следы на земле, но и отлично видел, что и как оставляло эти следы. Вот такой магией он обладал, хоть и не любил ничего сверхъестественного. Поэтому и молчал: мало, кто знал о его умении, только, пожалуй священник и знал. Олан не мог определить даже, благодарен он ему или нет, за то, что тот вытащил его из тюрьмы. Там били, унижали и отвратительно кормили. Здесь он мог дышать свежим воздухом и издеваться над ландграфом по мере сил. Пока удавалось не очень, но он толком и не начинал. Конечно, служить Леону следопытом было не самым лучшим времяпрепровождением, но всё же всяко лучшим, чем сидеть на нарах среди негодяев.

Парень передвинулся вперёд, сидя на корточках и продолжая держать ладонь на мху. Леон наблюдал за ним с интересом, и это отвлекало. Хотелось нахамить, чтобы этот ландграф прекратил пялиться на него за работой, но здесь всё было довольно просто, так что хамить Олан не стал: магия не позволила. Он узнал и спешил поделиться информацией, за что ненавидел себя. Будь его воля: ни слова бы не сказал этому человеку.

– Это мужчина, – сообщил парень. – Следы большие, довольно частые: не местный, наверно – ходил аккуратно, поэтому часто ступал. Давно ходил, дня три назад, следов почти не разобрать…

– Три дня? – переспросил он, задумчиво глядя на зелёный мох и не видя вообще никаких следов.

– Да, – кивнул Олан, перемещаясь ещё вперёд и левее. – Если полагать, что он среднего веса, то три дня. Если эльф – то совсем недавно прошёл, если толстяк – то давно, дня четыре. Так что три дня – если он обычный мужчина.

Леон благодарно кивнул, поражаясь способностям своего следопыта. В общем-то, не будь у этого парня таких способностей, ему бы сейчас гнить в тюрьме, а не бродить с ландграфом по этим землям.

– У тебя талант, – сказал он задумчиво. – Не знаю, зачем ты так распорядился своей судьбой: у тебя могло быть хорошее будущее…

Парень не ответил, словно мужчина обращался не к нему, и продолжил разглядывать мох.

– Знаете, я жил в деревнях, – сказал он, наконец, только вот не в ответ на слова ландграфа, а о деле: – И сапоги у них – нечастое явление.

Мужчина посмотрел на свою обувь как-то по-новому, будто для него было открытием, что деревенские не носят сапоги.

– Бросьте, это не оттого, что они нищи – просто у них другая жизнь, – поморщился парень: его раздражало, когда богатые жители городов мнили, что они цивилизованнее или обеспеченнее других. – Им не нужны многие вещи, без которых вы не протянете и дня.

Ландграф посмотрел на него странно. Он вроде и привык, что этот парень вечно дерзит и вечно напоминает, кто он, словно дразня и пытаясь заставить вернуть его за решётку, но всё равно иногда хотелось его ударить. Как сейчас. Мужчина даже сжал кулак, но вовремя остановился и спросил:

– Ты совсем не испытываешь благодарности?