«Мы начинаем с самого начала, с моего первого воспоминания, и, надеюсь, мы сможем пройти весь путь до Супербоул», – сказал он. Для меня это было новостью – мы никогда не обсуждали Супербоул. «Мы работаем так быстро, как только можем. Рабочее название – «The Beautiful Ones»». Прожектор, направленный на него, ослеплял; он достал до пары круглых солнцезащитных очков, которые выглядели, как глаза паука. «Теперь лучше, – сказал он, надевая очки. – Я буквально только что сошел с самолета. Мне нужно съездить переодеться в удобную одежду для вечеринки. Отдаю должное моему брату Гарри Белафонте».
Он исчез, и музыка заиграла вновь. Я стоял в оцепенении, не узнавая по крайней мере трех человек, с которыми уже встречался несколько раз. Теперь все было по-настоящему, как он и говорил. Я представлял себе, что скоро мы отправимся куда-нибудь и приступим к хаотичной пьянящей задаче запечатлеть его жизнь на бумаге.
Немного погодя Принс вернулся и начал свое выступление. Сорокапятиминутное шоу было тем, что почитатели Принса называли «пробным сетом», в котором он подхватывал бэк-треки под попурри из своих лучших хитов и пел с ними вживую. Все танцевали, мое настроение улучшилось. Песни были оживлены такими княжескими междометиями, как «мы хотим поблагодарить Random House. В этом фанке нет ничего случайного!» и «проверь свой почтовый ящик. Там может быть некий фанк». Я до сих пор слышу, как он это говорит, когда проверяю почту. Не так уж и часто можно найти какой-либо фанк.
когда новости о мемуарах распространились по интернету, Кирк пригласил меня присоединиться к нему, Мерон и Принсу в ночном клубе The Groove в Вест-Виллидж. Там играли Li’nard’s Many Moods, перед которыми выступал потрясающий басист по имени Ли’нэрд Джексон. Мы встретились около полуночи. Охрана Принса зарезервировала скамью с высокой спинкой в глубине зала, лицом к сцене, но так, чтобы ее не было видно с танцпола. Таким образом, когда появился Принс, держа куртку над головой, зажатый между Кирком и Мерон, он прятался на виду. Он усадил меня рядом с собой и снова приложил ладонь к моему уху. Мне было интересно, какой процент его разговоров происходил под громкую музыку.
«Тебе уже заплатили?» – спросил он.
«Нет», – ответил я.
«Мне тоже».
Я был в замешательстве – контракт даже не был подписан. Но это был один из краеугольных камней его договорной философии, не так ли? Художнику нужно платить, компания всегда должна платить. К тому моменту это был практически успокаивающий рефрен. В мире Принса вопросы денег обычно были очень грубыми, носили характер тонкого антикорпоративного товарищества. Деньги означали, что мы были в деле. (На своем последнем концерте несколько недель спустя он играл один из своих любимых каверов: The Staples Singers – When Will We be Paid? Он описал ее своему другу как повествование книги.)
Он только что посмотрел мюзикл «Гамильтон» и был в восторге от него. «Там разнообразный актерский состав, хотя они рассказывают европейскую историю. Вы доверяете им говорить о расе и тому подобном». Это навело Принса на мысль о книге. «Это должно быть похоже на бродвейскую пьесу с большим количеством диалогов. Просто и прямо к сути. Не нужно ни на чем задерживаться».
Группа еще не начала играть, и Bad Майкла Джексона прозвучала в динамиках. Принс сказал, что это напоминает ему историю о том, как однажды они должны были работать вместе. «Я расскажу тебе об этом позже. В этой штуке будет несколько сенсаций. Я надеюсь, что люди готовы. Нам нужна наша собственная рекламная команда, чтобы раскрутить эту книгу, потому что она будет соответствовать рекламной шумихе».
Следующая песня была написана Александром О’Нилом, что тоже вызвало воспоминания. «Он должен был стать солистом The Time. Но у него были все эти личные проблемы – он выходил на сцену весь в поту еще до того, как начиналась первая песня…» – Принс хотел еще что-то сказать, но оборвал себя. Перпл Пэм, его диджей, присоединилась к нам, и у них была пара советов. Первый:
закрывать сет песней September группы Earth, Wind & Fire – это всегда хорошая идея. Второй: никакого сквернословия. «Эти диджеи играют песни с руганью, а затем задаются вопросом, почему в клубах вспыхивают драки. Вы поставили подходящий для этого трек!»
Я спросил его о Супербоуле – я был удивлен, что он обозначил его как конечную точку в книге. «Я думал, что на самом деле мы можем начать с него. Я на сцене, и каково это – дойти до такого состояния. А потом вернемся к моей матери».
Группа вышла на сцену. Краем глаза Ли’нэрд поймал Принса и окинул его понимающим, оценивающим взглядом. Они позвали на сцену приглашенного вокалиста, он был потрясающим. «Явное доказательство того, что с музыкальной индустрией что-то не так», – сказал мне Принс. Зачем звукозаписывающему лейблу поддерживать артистов, которые не могут петь, когда есть такие таланты? «Этот парень… мы могли бы записать с ним хит-сингл за пять минут».