Принц для сахарской розы

Раз в месяц к нашим виллам подъезжал микроавтобус, и одиннадцать счастливых женщин отправлялись в Тлемсен – ближайший крупный город. На такие поездки устанавливалась очередь, которая не всегда соблюдалась, из-за чего происходили ссоры и длительные размолвки среди наших женщин.

В Тлемсене они посещали большие европейские магазины, покупали французский мохер, ткани, одежду, обувь, экзотическую для русских еду, а также всякие лакомства и игрушки для детей.

Мама предпочитала совершать свои походы по магазинам в одиночестве, но среди женщин Контракта она была чуть ли не единственной, кто мог объясниться с арабами.

Дело доходило до курьезов: русские женщины почему-то упорно не желали учить язык, несмотря на то что нам прислали сразу двух переводчиков, один из которых взялся вести курс французского для всех желающих. На занятия ходили мужчины, мама и я. Кому-то язык давался хуже, кому-то лучше, но без него невозможно было работать.

Женщины предпочитали объясняться на пальцах.

– Как сказать по-арабски хна? – спрашивала одна из русских другую.

– Хынна, – уверенно ответила та.

Просвещенная женщина, подойдя на рынке к мелочной лавке, обратилась к продавцу:

– Хынна! – Для убедительности она провела несколько раз ладонью по волосам.

– Тут свит, мадам! – торговец нырнул под прилавок и вывалил перед обомлевшей покупательницей груду расчесок. – Сильвупле, мадам.

Но мадам отрицательно замотала головой:

– Хынна, – она снова потрогала свои волосы.

Торговец не растерялся, снял с полки несколько пузырьков с шампунем, но, увидев озадаченное лицо мадам, забеспокоился и стал без разбору швырять на прилавок заколки, гребешки, ножницы, ленты. От соседних магазинчиков потянулись скучающие конкуренты.

– Хынна, – беспомощно озираясь, шептала женщина, поглаживая себя по голове.

Арабы переглянулись понимающе, и перед русской появились таблетки от головной боли, шелковые платки, шаль, панамка и ободки для волос.

Когда мама увидела маленький водоворот вокруг соотечественницы, то, не раздумывая, пошла напролом – спасать.

Женщина в окружении сочувствующих продавцов, цокающих языками и негромко между собой обсуждающих замысловатое слово, чуть не плакала.

– Света, что случилось? Деньги потеряла?

– Ой, Галочка, – обрадовалась Света, – ты не представляешь, целый час бьюсь с этими дураками, не могу купить краску для волос! А может, у них нет? – засомневалась Света.

– Как это нет! – возмутилась мама. – Тебе какую надо?

– Да хну мне надо, хну!

– Не может быть, чтобы не было. – Мама повернулась к присутствующим: – Эй, месье, хна иси?

– Хна! – воскликнул первый торговец. – Хна! О, мадам! Хна иси!

Он торжественно продемонстрировал собравшимся пакетик с хной. Арабы снова негромко загомонили и стали собирать свой товар. Представление оказалось таким увлекательным, что они даже не расстроились из-за ничтожности покупки.

Маму после этого случая воспринимали как прекрасную переводчицу, ее узнавали на рынке и, оказывая ей высшую степень уважения, учили арабскому. Алжирцам нравилось, когда русская мадам, торгуясь, вставляла словечки из их родного языка или, говоря о количестве необходимого ей товара, называла его по-арабски.

Естественно, она пользовалась тем, что называется система скидок; и это была еще одна причина, из-за которой мама предпочитала совершать покупки в одиночестве.

Мама вообще все делала по-своему.

Вокруг нашей виллы поставили забор. Ничего особенного, просто приехали рабочие, установили стойки и натянули на них металлическую сетку.

– Гала, от своих отгораживаешься, – недовольно заметила шефиня.

– Ничего подобного, – парировала мама. – Деревья посажу, цветы и газон посею. Смотрите, сколько земли, и ни одного кустика! Живем, как в резервации.

– Ну и что? – пожала плечами величественная шефиня. – Мы же здесь временно.

– А надоело мне, – отрезала мама. – Жизнь – тоже временное явление. Что ж, сидеть и ждать смерти?

Она действительно разбила клумбы у крыльца и посадила несколько деревьев. Саженцы и семена предложили мама Венсана и мадам Таджени. Когда мы уедем, деревья вырастут, и те, кто будет потом жить в нашем доме, вспомнят о моей маме.

Потом господин Таджени распорядился установить местные телефоны: на вилле шефа и у нас, потому что папа был главным механиком.

У нас установили быстро, а жена шефа по-французски так и не выучилась, не поняла, зачем пришли рабочие, и не пустила их в дом. Вечером разгневанный шеф прибегал к нам, осмотрел телефон, расстроился еще сильнее, заявил, что разберется, но телефон ему так и не установили.

Шефиня окончательно рассорилась с моей мамой. Некоторые женщины переметнулись на ее сторону. Шефиня перестала здороваться, но мама не обратила на это внимания.

Господин Таджени не успокоился. Вскоре отец стал единственным обладателем личного автомобиля, серого цвета.

– Это вместо пропуска, чтобы ты мог подъезжать к его воротам на машине, – шутила мама.

Автомобиль снова изменил соотношение сил в Контракте. Дело в том, что не все русские могли водить. За рулем обычно сидели мой или Юлин папа. Шеф за руль не садился, Наташин папа почему-то боялся водить.