Принц для Сумасшедшей принцессы

Песня родилась сама, наливаясь почти осязаемой энергетикой, гремя торжественным крещендо[63] ушедшей боли и вновь обретенной надежды:

Над острыми кручами гор,
Где коршунов стая гнездится,
Вплетаясь в межзвездный узор,
Летает драконья царица.

Пусть снежной холодной крупой

Предгорье с утра замело,
Но солнечный отблеск скупой
Поднимет ее на крыло.

Дыхание ветра поймав,

Плывет над простором земли,
Закон притяженья сломав,
Как могут драконы одни.

С высот благосклонно глядит,

Как славит пришествия день
Народ, над которым парит
Ее благодатная тень.

От жалоб, где стынет слеза,

От прочих проблем непростых —
Закроет царица глаза
Заслонами век золотых.

Она разучилась любить

Крылатых драконов-самцов,
Она, если нужно, убить
Способна хоть сотню бойцов.

Не властно над нею добро,

И зло в ней не будит души.
За помощь сулить серебро
Ей, грешник земной, не спеши.

Она безразличьем полна,

В ней сила божественных воль,
Она исчерпала до дна
Возможных страданий юдоль.

Уже искупила вполне

Свои и чужие грехи
И даже у Бездны на дне
О небе писала стихи.

Но истина только одна

Нужна ей средь тысячи строк:
В драконах душа не видна —
Дракон навсегда одинок.

Быть может, к ней старость близка,

Но снова над гнездами птиц
Летает — как смерть, как тоска —
Царица драконьих цариц…

Переход к тишине стал болезненным, будто удар под дых. Потрясенно молчал Марвин, забавно хлопал глазенками разбуженный моим пением Люций, бесшумно рыдал Эткин…

Но тут статуя мраморной драконицы вдруг устало опустила крылья, с наслаждением потянулась, словно заспавшаяся гибкая кошка, и проникновенно глянула на меня влажными, ожившими глазами.

— Он обещал, что однажды ты придешь к нам, девочка, — нежно произнесла она глубоким бархатным сопрано, приблизив к моему лицу свою аккуратную голову, увенчанную серебряным, похожим на корону гребнем. — И вот ты пришла! Ты готова совершить предначертанное?

— Вы ждали меня? — тупо переспросила я, заикаясь от волнения и внутренне поеживаясь от неприятного чувства предопределенности, делающего меня слепой игрушкой в руках беспощадной судьбы. — Но зачем?

Ларра мягко улыбнулась мне, подмигнула Марвину, заинтересованно покосилась на Эткина, дунула на Ланса, придавая его прическе элегантную растрепанность, вежливым кивком приветствовала наших вояк — в общем, не сделала, кажется, ничего особенного, но за минуту умудрилась оказать внимание всем сразу, в лучших традициях великих правителей. Я лишь оторопело раскрыла рот, потрясенная ее талантом по налаживанию контактов и завоеванию симпатии. Неведомо каким образом, но драконица умела влюблять в себя с первого взгляда. Впрочем, чего в этом удивительного? Ведь она была сама магия во плоти!