Принц для Сумасшедшей принцессы

Повсюду, насколько хватало взора, расстилалась унылая бескрайняя равнина, покрытая низкорослым кустарником да пятнами невзрачного мха, проглядывающего из-под остатков снега. Кое-где на прогалинах мелькали робкие зеленые травинки и скромные голубенькие цветочки. Очевидно, сей безлюдный край пока еще не очень-то торопился приветствовать уже наступившую весну, предпочитая смирно почивать под уютным зимним покрывалом. Окружающий ландшафт поражал мрачным однообразием, и лишь где-то вдали, у самой линии видимого горизонта, остроглазому орку удалось различить очертания невысоких гор или холмов.

— Ничего не понимаю! — недоуменно мотнул серебристой гривой Ланс. — А где города, реки, поля, села? Куда это нас занесло?

— В Дикие земли! — поспешил «утешить» его некромант, гнусавя и шмыгая. — М-да-а-а, не повезло нам, однако…

— Так далеко? Лилуилла меня убьет! — схватился за голову Генрих.

— Да уж, этот слабый пол… — согласно хмыкнул Марвин, — а выматывает он нас неслабо!

Огвур с Лансом понимающе переглянулись и иронично захохотали.

— Это вы про Лилуиллу с Лепрой? — все еще подхихикивая, уточнил полукровка. — Не-э-э, мужики, с бабами связываться — себе дороже. А ваши жены в этом смысле друг друга стоят…

— Ну разве вы сами не видите, что прекрасная повелительница Силя — еще та кобра, — ухмыльнулся орк. — Один раз укусит — и все, прощай родное село!

— А Лепра и вообще старшая по серпентарию! — поддержал друга полуэльф.

Генрих и Марвин обиженно набычились, демонстративно не желая признавать, сколь весомую долю истины содержат подколки их оппонентов, но в глубине души во многом с ними соглашаясь.

— Плюнь ты на этих болтунов, дружище! — Маг успокаивающе положил руку на плечо вспыльчивого сильфа, заметив, как непроизвольно сжались его смуглые кулаки, а крылья точеного носа гневно затрепетали. — Искусство слыть мудрым в первую очередь состоит из умения точно знать, на что в этой жизни не стоит обращать внимания…

— На баб! — хором закричали Огвур с Лансом.

— А на Ульрику? — язвительно спросил Марвин.

— Ульрика — не баба! — важно заявил орк. — Да я за нее — любому глотку перегрызу.

— И я! — тотчас подвякнул Лансанариэль.

— Ох и дураки же мы, ох и лентяи! — вдруг, словно прозрев и вспомнив что-то важное, покаянно выдал де Грей. — Она ведь сейчас неизвестно где находится и, наверно, попала в новую, еще более опасную историю, а мы, вместо того чтобы ее спасать, чем занимаемся…

— Чем? — не понял Ланс.

— Пьем, ссоримся, на шаре летаем! — уничтожительно закончил барон. — Лентяи мы, ничего хорошего не делаем…

— Позволь мне с тобой не согласиться, — вежливо вмешался некромант. — Человек, который ничего не делает, — и вправду лентяй. Но тот, кто ничего не делает с умным видом, — банальный дурак…

— Ты на кого это намекаешь, погонщик трупов? — с угрозой в голосе спросил орк, хватая мага за грудки. — На нас, что ли?

— А типа вы — умные? — ненатурально удивился некромант. — Да-а-а?

— Конечно! — важно провозгласил полукровка. — Разве не видно?

— Хм, — критично усмехнулся Марвин. — А вот если бы тебе дали два мешка — первый с умом, а второй с золотом — и разрешили выбрать лишь один, то какой бы ты себе взял?

— С умом! — важно заявил полукровка, считая, что выбрал правильно.

— Ну кому чего не хватает! — издевательски скривил губы некромант.

— Ах ты, обманщик! — Ланс с визгом вцепился ему в волосы.

Генрих попытался остановить полуэльфа, но корзину снова тряхнуло, и, вместо того чтобы удержать красавца за плечо, барон непреднамеренно и весьма ощутимо заехал тому кулаком в нос. Лансанариэль заскулил от боли. Огвур взревел матерым медведем и набросился на де Грея. Некромант бестолково махал руками, пытаясь разнять драчунов и недоумевая — куда подевалась их былая дружба, еще полчаса назад столь крепко связывавшая всю четверку? Впрочем, помнится, ему доводилось читать в какой-то умной книге, что любая экстремальная ситуация всегда провоцирует развитие дрязг и конфликтов. А еще хуже людям становится тогда, когда они вынуждены бездеятельно мириться с той ситуацией, в которую попали не специально, безучастно созерцая лихие завихрения судьбы, охватывающие их самих и тех, кто им дорог. Бессилие злит. Бессилие, помноженное на алкогольный синдром, приводит в бешенство. Не потому ли пьяный, разочаровавшийся в себе и своей жизни человек страшнее и кровожаднее любого хищника? Все мы склонны искать причину собственных промахов и несчастий в ком-то другом, трепетно оберегая собственное самолюбие. А алкоголь, как ничто иное, пробуждает спящие в нас недостатки и комплексы, сдергивая шоры наносной цивилизованности с исконных природных инстинктов: себялюбия, эгоизма, стремления к доминированию. Человек остается человеком лишь до тех пор, пока способен контролировать свои желания и держать в узде низменные потребности.