Принц Эдип

Наконец, проблема парковки была решена, и он заспешил на Арбат. Сбежал по ступенькам, и тут же одернул себя: спокойнее. Не надо так нервничать. Ты просто гуляешь. Он не знает, что ты есть, зато ты знаешь, что есть он. У тебя неоспоримое преимущество: ты владеешь информацией. Монти, не торопясь, шел по Арбату, он гулял. Погода была замечательная! Он зашел в кафе, съел мороженого, какое-то время смотрел в окно. Он предвкушал. Их встреча теперь — неизбежность. Знакомство — необходимость. Это надо сделать красиво. Как это умеет делать он, Монти.

…Уличные художники «тусовались» в самом конце улицы. Монти прошел весь Арбат и увидел то, что искал. На брусчатке в ряд стояли мольберты. Подле на низеньких стульчиках сидели мужчины и женщины разного возраста, но с одинаковым выражением лица. Все они ждали. Не успел Монти сориентироваться, как к нему подскочила девушка в черном берете, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, и просительно сказала:

— Давайте, я нарисую ваш портрет! Такое замечательное лицо! А глаза!

«Они всем это говорят, — подумал Монти. -А глаза у меня и в самом деле замечательные». Он улыбнулся девушке:

— А можно я просто посмотрю?

На ее милом личике мелькнуло разочарование. Но она быстро с собой справилась и отошла. «А раньше их было больше, — подумал Монти, идя вдоль мольбертов. — Профессия вымирает? Либо жесткая конкуренция. Выживают самые талантливые». Эта мысль была ему неприятна. Он не хотел, чтобы у Стаса был хоть какой-нибудь талант. Монти на него злился.

Но, увидев Стаса, сделал безразличное лицо. Стас о чем-то оживленно разговаривал с соседкой, женщиной лет пятидесяти, больше похожей на торговку пирожками, чем на художницу. Но стоящие рядом с ней рисунки Монти понравились. Очень. У женщины был талант. Взглянув же на рисунки Стаса, он подумал: «Слава богу!». Не сказать, что Станислав Лопухин был плохим портретистом. Его бы здесь не было, если бы он не умел схватывать то характерное, что есть в чертах лица каждого человека. Индивидуальность. Но он не умел доводить дело до конца. Это было похоже на наброски. Сангина, карандаш. Линии обрывались где-то на середине, ни одна не была доведена до конца. Штриховка редкая, небрежная. Два портрета, которые стояли рядом как образцы творчества, видимо, были лучшими его работами. На одном была Ада Станиславовна. Монти ее сразу узнал. Ему сразу захотелось купить портрет. На другом…

Личико у девушки было простенькое. Волосы зачесаны назад, высокий лоб открыт, на курносом носу милые веснушки. Глядя на нее, почему-то думалось: «Сейчас таких нет». А почему нет? Трудно сказать. Она из прошлого. Оттуда, где дети лакомились петушками на палочке, а взрослые стояли в очередях за колбасой по два двадцать. Из времени трудовых рекордов и борьбы с расхитителями народного имущества. А, может, и из более далекого прошлого. Монти понял, почему именно ее портрет представлен Стасом, как образец. «Сейчас таких нет».

— Вас что-то заинтересовало? — Стас оборвал разговор, заметив, что светловолосый парень вот уже пять минут, не отрываясь, смотрит на женские портреты.

— Да, — кивнул Монти.

— Хотите, чтобы я нарисовал ваш портрет? — с некоторым удивлением спросил Лопухин. Ему позировали в основном женщины.

— Хочу, — и Монти широко улыбнулся.

— Ну что ж. Садитесь.

Стас засуетился, вытащил откуда-то складной стульчик, стал выравнивать мольберт, на котором приладил чистый лист бумаги. Монти сел. Он с интересом разглядывал Лопухина, лучшего случая трудно было себе представить! Двадцатиминутный сеанс, все в подробностях. Стас его рисует, Монти его запоминает. А на мать не похож. Нет, похож. Но волосы темные, отсюда сходство теряется. Цвет волос значит много. Монти машинально пригладил светлые волосы.

— Не двигайтесь, — умоляюще попросил Стас.

Монти опустил руку. В целом, увиденное его удовлетворило. Стас некрасив, судя по всему, не пользуется успехом у женщин, его заработки не идут ни в какое сравнение с тем, что имеет Монти, его машина хуже, одежда отвратительна. Мало! Черт возьми! Этого мало! Его назвали в честь деда! Матвей Нестерович Лаптев в бешенстве!

Стас работал небрежно. И слишком уж торопился. Монти понял, что работа не доставляет ему удовлетворения, и в который раз порадовался за себя. Ему нравилось все, что он делал. Абсолютно все. Вот так.

— Готово!

— Что, уже все? — удивился Монти.

Он встал, и, обойдя мольберт, оценил работу Стаса. Это была месть художника. Стас что-то почувствовал, как и у всех творческих натур, у него была сильно развита интуиция. И Лопухин нарочно сделал акцент не на глазах, которые у Монти были замечательные, а на тех чертах лица, что явно не удались. Например, нос был слишком уж крупный, а рот смешной. По лицу сидящей рядом с ним женщины Монти видел, что она Стаса осуждает. Натуру надо приукрашивать, а не уродовать, иначе всех клиентов можно растерять. Но из профессиональной солидарности женщина молчала. Монти же улыбнулся и сказал:

— Замечательно! Беру!