Принц Галлии

— А ты сама поцелуй жениха, Анна.

Ну что ж, если женщина просит… Под одобрительный шумок присутствующих Филипп легонько обнял Анну за талию и наклонил голову с намерением по-братски чмокнуть ее, но едва их губы соприкоснулись, она тотчас перехватила инициативу и крепко, взасос поцеловала его. Ее поцелуй выказывал хоть и не слишком большой, но все же вполне достаточный опыт в таких делах, и был по-мужски агрессивен.

«Вот те на! — мысленно выругался Филипп. В его памяти мигом всплыли некоторые туманные слухи о странных пристрастиях римской принцессы, затем он вспомнил, с каким выражением лица она вчера одобрила его интерес к Бланке, и вовсе обалдел: — Черти полосатые! Выходит, все эти сплетни не праздная болтовня злых языков. Моя маленькая проказница в самом деле увлекается девчонками…»

Позже, когда они следовали во главе праздничной процессии по пути к ристалищу, Анна сделала Филиппу знак, чтобы он склонился к ее носилкам.

— А ты хорошо целуешься, мой принц. Мне понравилось.

— Ты тоже не лыком шита, — ответил Филипп, стремясь скрыть замешательство под личиной нарочитой грубости. Мальчишеская прямолинейность Анны, ее непосредственность, начисто отвергавшая все ухищрения своего пола, раз за разом сбивали его с толку. — Прости за нескромный вопрос, принцесса, но…

— Если тебя интересует, девственница ли я, — перебила его Анна, — то да. Мужчин у меня еще не было.

«Чертова девственница!» — раздраженно подумал Филипп, а вслух сдержанно произнес:

— А между тем, дорогая моя королева, мужчина может дать тебе то, на что не способна ни одна женщина.

— Оригинальная мысль, — ничуть не смутившись, ответствовала римская принцесса. — Будем надеяться, что ты на деле докажешь мне справедливость своих слов… Только не обольщайся — это произойдет в нашу первую брачную ночь, и никак не раньше.

«Ну, вот! — удрученно констатировал Филипп. — Нашла коса на камень. Дело явно идет к тому, что вскоре в нашей развеселой компашке появится еще один парень — моя жена».

Но на этом сюрпризы в то утро не закончились. По прибытии на ристалище Анна подошла к Маргарите и совершенно серьезно заявила, что откажется от венца королевы любви и красоты, если ее наваррская кузина не согласится разделить с ней этот титул. После бессонной ночи Маргарита выглядела измученной и опустошенной. Она весьма вяло поблагодарила Анну за любезность и без каких-либо условий приняла ее предложение. Таким образом была устранена возникшая накануне неловкость, когда на турнире по случаю дня рождения Маргариты царствовала другая принцесса. (Между прочим, сплетники и остряки были склонны искать этому более пикантные объяснения; истины ради признаем, что некоторые из них оказались не так уж далеки от действительности.)

По приглашению Филиппа в почетной ложе королевы любви и красоты прочно окопались (якобы для заботы о дамах, но на самом же деле, чтобы оправдать свое неучастие в турнире) Тибальд де Труа, Оттон Савойский, Педро Арагонский, а также несколько друзей и родственников Филиппа, среди которых был Гастон д’Альбре. Этот последний благоразумно попросил убежища, скрываясь от целой оравы рыцарей, жаждавших сразиться с победителем легендарного Грозы Сарацинов. Филипп сжалился над ним, но прежде заставил кузена дать страшную клятву никогда, ни при каких обстоятельствах не упоминать в его присутствии о своей победе над Гуго фон Клипенштейном.

Коль скоро было упомянуто о свите королевы любви и красоты, то надо отметить, что дам и девиц в свое окружение Анна подбирала тщательно и с большим знанием дела. Филипп по достоинству оценил ее утонченный вкус, позволивший ей собрать вокруг себя великолепный букет очаровательных личек и потрясающих фигур. Обилие красавиц, однако, не повлияло на его планы, и, отдав должное Анне, как своей невесте, он вскоре подсел к Бланке с явным намерением воспользоваться благоприятными обстоятельствами для решительного штурма ее защитных порядков; к счастью, Монтини, имевший обыкновение являться в самые неподходящие моменты, теперь был лишен такой возможности.

Но Бланка недолго терпела приставания Филиппа. Чувствуя, что ее сопротивление начинает таять, она ласково велела ему убираться прочь, пригрозив, что в противном случае уйдет сама и больше в ложу не возвратится. Внешняя кротость ее тона не обманули Филиппа, и он предпочел ретироваться, проклиная Монтини на чем свет стоит и невольно перебирая в уме различные способы его физического устранения.