Принц Галлии

Глава XLVIII в которой Тибальд мирится с Маргаритой и встречается со старым знакомым

Спустя час после того, как Тибальд и Маргарита остались вдвоем, отношения между ними значительно улучшились. Вначале они, по требованию принцессы, мчали во весь опор, убегая от обескураженной Бланки и приготовившегося к решительным действиям Филиппа. Потом, замедлив шаг, Маргарита еще немного поупрямилась, но в конечном итоге попросила у Тибальда прощения за вчерашние злые остроты, оправдываясь тем, что сказаны они были спьяну и не всерьез. В первое Тибальд охотно поверил — еще бы! — но в искренности второго утверждения он позволил себе усомниться.

Вместо того, чтобы продолжать оправдываться, Маргарита прибегла к более верному способу убедить своего собеседника, что он несправедлив к ней, — она принялась с выражением декламировать эту злосчастную эпическую поэму, послужившую причиной их ссоры.

Тибальд весь просиял. Его роман в стихах «Верный Роланд» уже тогда снискал себе громкую славу, но тот факт, что Маргарита знала его наизусть, польстил ему больше, чем все восторженные отзывы и похвалы вместе взятые. Когда через четверть часа Маргарита устала и голос ее немного осип, Тибальд тут же перехватил инициативу и был восхищен тем, с каким неподдельным интересом она его слушает.

Так они и ехали не спеша, увлеченно повествуя друг другу о похождениях влюбленного и чуточку безумного маркграфа Бретонского, верного палатина франкского императора Карла Великого. Маргарита первая опомнилась и звонко захохотала:

— Нет, это невероятно, граф! Что мы с вами делаем?

— Насколько я понимаю, декламируем моего «Роланда».

— Слава Богу, что не «Отче наш».

— В каком смысле?

— Вы что, не знаете эту пословицу: «Женщина наедине с мужчиной…»

— Ага, вспомнил! «Не читает „Отче наш“».

— Ну да. Вот уже солнце садится, а мы все… Да что и говорить! Держу пари, что кузену Красавчику даже в голову не пришло читать Бланке свои рондó.

Тибальд усмехнулся:

— Не буду спорить, принцесса. Потому что наверняка проиграю.

— Бедный Монтини! — вздохнула Маргарита. — Зря он поехал в Рим.

— Это вы о ком?

— О любовнике Бланки… уже о ее бывшем любовнике. Наверное, сейчас он сходит с ума.

— Он ее очень любит?

— Точь-в-точь, как ваш Роланд. Был себе хороший парень, в меру распущенный, в меру порядочный, но повстречал на своем пути Бланку — и все, погиб.

Тибальд снова усмехнулся.

— Да у вас тут все дамы отъявленные сердцеедки, как я погляжу.

— Возможно. Но к Бланке это не относится. Она у нас белая ворона — скромная и застенчивая… Впрочем, ни скромность, ни застенчивость не мешала ей кусать Монтини в постели.

Тибальд нахмурился:

— Постыдитесь, сударыня! У госпожи Бланки есть все основания обижаться на вас. Негоже рассказывать другим то, что она вверила вам по секрету.

— А вот и нет! Она мне этого не вверяла. Мне рассказал кузен Иверо. Как-то во время купания он заметил на плече Монтини сочный синяк от укуса. Так что никаких секретов я не выдаю. Или вы считаете иначе?

Тибальд хранил гордое молчание, хмурясь пуще прежнего.

— Что с вами, граф? — спросила Маргарита. — Если вам не по нутру, что некоторые женщины кусаются в постели, так и скажите… Гм… На всякий случай… Что вы молчите?

— Я думаю, как назвать вашу болтовню.

— И что вы надумали?

— Это копание в грязном белье.

— Да ну! Вы такой стеснительный, господин Тибальд!

— Вы преувеличиваете, госпожа Маргарита. Стеснительность не является моей отличительной чертой. Однако, по моему убеждению, для всякой откровенности существует определенная грань, переступать которую не следует, ибо тогда эта откровенность становится банальной пошлостью.

— Да вы, похоже, спелись с Красавчиком, — с явным неудовольствием произнесла принцесса. — Недели три назад, прежде чем впервые лечь со мной в постель, он…

— Замолчите же вы! — вдруг рявкнул Тибальд; лицо его побагровело. — Как вам не стыдно!

Маргарита удивленно взглянула на него:

— В чем дело, граф? Я что-то не то сказала?

— Вот бесстыжая! — буркнул Тибальд себе под нос, но она расслышала его.

— Ага! Выходит, я бесстыжая! Да вы просто ревнуете меня.

— Ну, допустим… Да, я ревную.

— И по какому праву?

— По праву человека, который любит вас, — ответил он, пылко глядя на нее.

— Ах да, совсем забыла! Ведь в каждом своем письме вы не устаете твердить: прекрасная, божественная, драгоценная — и так далее в том же духе. А из «Песни о Маргарите», которую вы прислали мне в прошлом году, и вовсе следует, что солнце для вас восходит на юго-западе, из-за Пиренеев. Вы что, вправду путаете стороны света?

— Не насмехайтесь, Маргарита. Вы же прекрасно понимаете, что это была поэтическая аллегория.

— Что, впрочем, не помешало вам написать мне этим летом, что вы отправляетесь на свой личный восток, чтобы снова увидеть свое солнышко ясное.

— И опять же я выразился фигурально. Я…

— Ну, и как вы находите свое солнышко? — не унималась Маргарита. — Скажите откровенно, вы не разочарованы?

— Напротив. Оно стало еще ярче, ослепительнее. Оно сжигает мое сердце дотла.