Принц и нищая

— Так приходила, какая-то азербайджанка, выпытывала про Надю.

— Понятно, — обеспокоенно проговорил Воронков. Выйдя из палаты, он подошел к столику дежурной.

— Лена, — обратился он к медсестре, сидевшей за столом и делавшей какие-то отметки в толстой хозяйственной книге, — а кто вчера дежурил?

Лена, девушка с широким лицом, толстыми ногами, облитыми блестящими серыми колготками, подняла голову.

— Алина Хайбуллина.

— Телефон и адрес её есть?

— Есть, только в ординаторской.

— Ну, тогда давай посмотрим.

Ординаторская находилась в конце коридора, и они прошли по коридору, девушка впереди, а Воронков сзади.

Белый халат был маловат, туго обтягивал пышное тело, и сквозь него чернел бюстгальтер и узкие трусики. На ногах девушки были туфли, и она шла, громко стуча каблуками, словно чеканивший шаг солдат.

Дойдя до двери с бронзовой надписью «Ординаторская» на черном стекле, медсестра открыла дверь и вошла. Воронков вошел след за ней.

В ординаторской на диване сидели двое мужчин и о чем-то разговаривали. На столике перед ними стояли две мензурки из бело-молочного пластика. На блюдечке лежала пара бутербродов с колбасой. Заметив незнакомого человека, мужчины уставились на него красноречивым неприязненным взглядом. Несложно было догадаться, что Воронков мешал им. Но Воронкова было трудно смутить такой мелочью.

Медсестра ойкнула и извинилась за неожиданное вторжение, а Воронков сухо поинтересовался:

— Где адреса сотрудников?

Медсестра повела головой на стол:

— Тут, под стеклом.

Воронков подошел к столу и бесцеремонно отодвинул в сторону блюдечко и мензурки. Один из мужчин вспыхнул и приподнялся:

— Не понял?!

— Уголовный розыск, — сказал Воронков и принялся рассматривать список. Мужчина опустился обратно на диван.

— Вы кого-то ищете? — поинтересовался он.

— Кого-то ищу, — сказал Воронков и обратился к медсестре. — Так как ее фамилия?

— Хайбуллина Алина, — сказала медсестра.

Воронков нашел номер, потянулся к телефону и набрал номер. После нескольких гудков в трубке послышался женский голос. В голосе чувствовалась досада, тем, что ее оторвали от дела.

— Да?

— Алина Хайбуллина? — спросил Воронков.

— Ну, да! — Досада сменилась на удивление.

— Я майор милиции Воронков, — представился Воронков.

— Да, — растерянно.

— При Вас вчера выписывали Егорову? — спросил Воронков.

— Ну да, — немного замявшись, подтвердила Хайбуллина.

— А почему её выписали вечером, а не как положено днем? — спросил Воронков.

Хайбуллина промолчала.

— Вы хотите, чтобы я приехал к вам домой? — не слыша ответа, с напором спросил Воронков и пообещал: — Но тогда у Вас будут неприятности, потому что возникнет вопрос — по чьему разрешению Вы ее выписали?

Хайбуллина осторожно кашлянула в трубку:

— Знаете, мне приказано всё это держать в секрете. Если уж ее забрал ваш сотрудник, так Вы уж сами разберитесь у себя в милиции со своими делами.

— Без вас мы и разберемся, обойдемся без ваших советов, — сказал Воронков и сердито спросил: — Кто забрал ее?

— Ваш майор Гарибов, — зло ответила Хайбуллина.

— За что?

— Откуда я знаю! Сказал, что она мошенница. Больше я ничего не знаю.

— Понятно. Спасибо за помощь, — сказал Воронков и положил трубку. Он взглянул на врачей и поинтересовался: — Это что, у вас такой порядок, что медсестра сама выписывает больных?

Рита пожала плечами и язвительно заметила.

— Ну, когда приходит милиционер и заявляет, что он увозит с собой человека, то ему как-то трудно возражать.

— И тем не менее… — начал было возражать Воронков, но не стал продолжать свою речь.

Ему пришла в голову мысль, что если медсестра нарушила порядок, то в этом виноват тот, кто заставил ее это сделать. Воронков раздраженно махнул рукой.

— Ладно!

Выйдя из здания больницы, он обнаружил, что на улице уже стемнело.

Некоторое время он стоял и размышлял над тем, что произошло. Гарибова он знал. Он тоже был следователем, но к делу на кавказцев напавших на Надю он не имел никакого отношения. Поэтому Воронкова удивило, почему Гарибов вмешался в его дела.

Воронков вспомнил о разговорах, о том, что якобы Надю Егорову обвиняют в мошенничестве, но для этого не было никаких оснований.

Воронков и взглянул на часы: они показывали десятый час, и он отметил, что уголовно-процессуальный кодекс позволяет допрашивать до десяти вечера, тем не менее на практике допросы производятся обычно в рабочее время.

Это отступление от обычных правил Воронкову не понравилось, но он особенно не встревожился, хотя и в душе у него и появилось неприятное предчувствие.

После этого Воронков решил зайти на работу и там выяснить у самого Гарибова, почему тот решил влезть в чужое дело.

Но, пока он шел в управление, у него утвердилось убеждение, что Гарибов все же арестовал девчонку, и эта мысль его встревожила не на шутку, — много ли надо несчастной девчонке, чтобы заставить ее признаться в том, чего она не делала, — и он ускорил шаг.

В управление он вошел, едва ли не бегом, и сразу обратился к дежурному.

— Гарибов здесь?

— Привет, Александр Иванович! — отозвался дежурный. — Ты чего как взмыленный?