Принц и нищая

Эл накрыл противников сетью, потом попытался достать огненным мечом, Тьмой — бесполезно. Их защита держалась хорошо, они только приближались. Ведь чем ближе — тем больше сила удара Зова.

И магия капитана не поможет — я поняла, что все, что он делал, было лишь благодаря артефактам. Его собственной магии я не чувствовала. И причина сейчас не важна.

Решение пришло быстро.

Я обняла Эла со спины, все еще сжимая в руках часы. Часы, плетение которых во время тренировки магического зрения показалось мне настолько необычным, что я потратила два дня на его поиски в книгах.

И нашла. Такие артефакты иногда делали для сильных магов. Вещь, которая позволяла смести всех и все, что находится вокруг, при этом забирая сначала магию. Потом жизненные силы.

Их делали под него лично. Под его уровень. Чтобы не убить — но при этом спасти. Я же могла им воспользоваться лишь ценой собственной жизни. Но спасти его, уничтожив всех, кто пытался нас убить.

И готова была это сделать.

Почему? У меня не было ответа. И не было времени, чтобы его искать.

И когда Ковач выпустил свой Зов за Пределы, я мысленно представила последнее плетение. И почувствовала, как меня разрывает на миллион частиц. Частиц, что огибают капитана, впиваются в убийц, отчего те истошно орут.

Частиц, забирающих у меня силу, а потом и жизнь — каплю за каплей.

Я еще успела мысленно попрощаться с этим миром.

И провалилась в темноту.

10

«Или… Девочка моя…»

Мамочка.

Мамочка шепчет. Зовет.

Сколько лет я не слышала её голос? Не чувствовала её теплые мягкие руки?

«Мне больно, мамочка», — пытаюсь сказать. «Я хочу к тебе, мамочка». Боль раздирает меня. Разве я должна её чувствовать?

Разве за Пределами есть чувства и боль?

Разве я могу думать и рассуждать?

Черные волны и сверкающие завихрения, острые иглы, впивающиеся в мое тело, что-то огненное прокатывается внутри — и спасительная темнота.

И снова я выныриваю, вспышки, боль, волны. Не хочу! Хочу туда, где темно и никто не может причинить мне больше страданий.

«Нет, нет».

Да!

«Илия, нет!»

Я снова тону в густом мраке.

«…как? Я не смогу сейчас-с сражаться со С-стихиями», — этот свистящий шепот я знаю. Знаю же? Никак не могу вспомнить кому принадлежит этот голос.

«Вам, таларийцам, только бы и сражаться — а попросить нельзя?» — насмешливый, чужой, почему-то отчетливо вспыхивающий в голове.

Как? Как? Как?

Эхо.

Чье эхо? Я в лесу? И снова острая боль — и снова мне не дают уйти в темноту. Чем-то жгут… Сжигают на костре. За что? Почему? Не надо! Убейте, наконец, меня!

«Спасите её!» — почему в другом голосе столько отчаяния? Кто ты?

«Инициированная… нельзя…один раз…Она…. никто…»

Никто. Никто. Никто. Шелест ветра в листьях.

Какой ветер? Какие листья? Я сошла с ума от боли…

«Сначала… завершить обучение…просить… Сюда приходят потом… другие»

Странные слова, странные голоса. Они будто внутри и всюду. Не человеческие. И чей-то горячечный шепот, который я не разбираю.

«Нельзя, нельзя…Правящим…Кто она тебе? Кто?» — эти голоса проникают в мою кровь. Кто они?

И снова ответ. Злой. Отчаянный.

Что? Что он сказал?

Я чувствую спасительную прохладу, наполнившую все мое тело.

И растворяюсь…

Надо мной яркий, узорчатый потолок. Не знакомый. Перевитый цветами и загадочными орнаментами. Я могу видеть только его. И еще края передних столбов кровати. Резные.

Сколько я так лежу?

Не понятно. Я даже не сразу осознаю, что лежу. Что у меня есть тело, которое дышит тяжело, со свистом. Налитое тяжестью тело. Я жива?

Осознание этого приходит очень медленно.

Жива.

У меня даже нет сил радоваться. Зато спустя какое-то время появляются силы перевести взгляд ниже и посмотреть по сторонам.

Комната роскошная. Я знаю, о чем говорю — я никогда не была в таких. Огромная, с высокими овальными окнами — они, кажется, открыты. Во всяком случае ветер колышет полупрозрачные занавески. И все залито солнцем.

Удивительные ярко-голубые стены. Желтый пол у дальней двери покрыт пестрым ковром. Резная мебель с мягкими яркими подушками. Она низкая? Или мне так кажется?

И я на огромной кровати. На ярко красном белье. Я себя не вижу — я вся укутана в эти красные простыни. Хочу выпростать руку и посмотреть на нее, убедиться, что я из плоти — но не могу. Слаба. Слишком. Но у меня хотя бы есть рука.

Почему-то именно это радует безмерно.

Я снова пытаюсь пошевелиться, и этот раз удачно. Но это крохотное движение забирает последние силы. Зато на мое шевеление кто-то подходит. Я перевожу взгляд. Круглое любопытное лицо, темные волосы в замысловатых косах, яркие тряпки вокруг шеи и плеч. Темные глаза девушки блестят, когда она начинает что-то говорить.

Я не понимаю её. Сотарисанка? Разве они не пользуются всеобщим языком? Почему до меня не доходит ни единого смысла слов?

Она, похоже, понимает это. Замолкает, а потом протягивает высокий стакан цветного стекла. И приподнимает мою безвольную голову, помогая выпить его до дна. Я даже не думала, что меня мучила такая жажда.

Жидкость чуть терпкая, вязкая, теплая. И выпив её до конца я на мгновение чувствую прилив сил…А потом проваливаюсь в беспокойный сон.