Принц и нищенка

За эти дни я прогнал в своей голове кучу мыслей. Я не мог на нее смотреть и боялся подходить. Чумакова мне казалась настолько хрупкой- дотронешься и сломается. Естественно, не физически, не сомневаюсь, она вполне может завалить быка. А вот что у нее внутри… Когда смотрел на нее украдкой, думал, вот как она улыбается? Как вообще после такого выжить? Но Василиса выглядела совсем обычной, так мило радовалась, что наши одноклассники начали с ней общаться. Сначала меня напрягло, что Стелла больше не бычит, пошел к ней с разборками, думал, что-то задумала, хотел защитить мою дикарку. Но Голубева сказала, что защищать Чумакову надо от меня- похотливого козла и вообще она уже успокоилась и смирилась. Мне, конечно, хотелось погеройствовать, но я рад, что Чумакова справилась сама. Мне кажется, это для нее важно.

Оставалась последняя проблема. Просто гигантская! Мне-то что с ней делать? Я не могу к ней не подходить, не могу не замечать! Меня к ней дико тянет! Я все время хочу ее трогать, мне кажется, я вообще думаю круглосуточно об этой дикарке! А она просит не лезть, очень настойчиво просит. Тут надо быть либо полным подонком, либо дебилом, чтобы на что-то надеяться. И от девок, как бабка отшептала! Хожу, страдаю, что Чумакова дергается от любого взгляда и прикосновения и этому есть логическое объяснение, а не просто строптивый характер. Моя бедная девочка…

— Беги, Гофман! — говорит Василиса железным голосом.

— Сейчас, сейчас, еще пару секунд, — я улыбаюсь, а она распахивает глаза еще шире, — Буквально еще парочку!

— Ты- труп! — шепчет ядовито.

— Я так не думаю! — дразню ее ухмылкой, — Я уже почти минуту глажу твою руку и всё еще живой!

Чумакова хмурит брови и резким рывком выдергивает свои пальцы из моей ладони. Паниковать начинает только сейчас, но я все равно безумно счастлив.

— Стой, Чумакова! — я не даю ей выбраться, — Свет горит, все в порядке!

— Да ты… да я… сейчас тебе… — боже, как забавно она стесняется и краснеет. К моей радости, она меня не боится и снова хочет подраться.

Я набираюсь какой-то дикой наглости и притягиваю ее к себе, утыкая носом в шею, дикарка дрыгается, выставляет между нами согнутую в локте руку.

— Чччч! Ну давай полежим немного! Ну пожалуйста! Ты же знаешь, что я не буду к тебе лезть. Просто расслабься на одну минуту и если будет совсем плохо или страшно, обещаю, что вообще больше никогда к тебе не подойду. Я тебе клянусь!

— Ради такого одну минуту можно и потерпеть, — шипит злобно, но больше не борется.

— Нет, ты не расслабилась! — я чувствую, что она напряжена и не могу понять, это от неловкости или от своей травмы.

— Это мой максимум, Гофман! — по голосу слышу, что дикарка злится.

— Выпусти воздух из легких и расслабь плечи. Ты всегда очень зажатая. Мне кажется у тебя какой-то спазм в шее, я бы тебе ее промассировал, но ты сейчас опять начнешь брыкаться и сломаешь мою, — пока болтаю, автоматически ползу пальцами вверх по ее спине и несколько раз некрепко, но уверенно нажимаю чуть ниже затылка.

— Ммм, — из Чумаковой вырывается какой-то странный звук, не могу его идентифицировать, но звучит потрясающе.

Аккуратно сползаю ниже, глажу основание шеи и начинаю легонько его массировать, по очереди захватывая пальцами то правое, то левое плечо. Чувствую, как она становится мягче, лежит молча и медленно дышит мне в шею. От ее горячего дыхания бьющегося о мою кожу, спина и руки сразу же покрываются мурашками, а сердце взволнованно стучит. Блин! Какое же это обалденное ощущение! Главное, чтобы братан сейчас не проснулся, а то она точно перепугается. Ее и так сорвет с минуты на минуту, сейчас до Чумаковой дойдет, что она слишком расслаблена и спокойна и, страшно представить, куда она меня ударит на этот раз.

Стараюсь дотрагиваться до нее как можно нежнее, но не слишком, будто мне дали сложный механизм без инструкции и от любого неверного движения он может рвануть. Я бы тоже сейчас хотел расслабиться, а вместо этого паникую, потому что очень не хочу выпускать ее из своих рук, обещанная минута прошла минут десят назад.

Ну всё… зашевелилась… приходит час расплаты. Издаю тихий, горький стон и закатываю глаза, пока Чумакова выпутывается из моих объятий и спрыгивает с кровати.

— Не забывай, Гофман, ты мне клялся, что больше никогда ко мне не подойдешь!

— Чего? — я возмущенно смотрю на то, как дикарка пытается сохранить невозмутимое лицо.

— Мне было плохо и страшно! — она злобно на меня зыркает.

— Я соврал! Так же, как и ты сейчас!

— Дверь мне открой, утырок! Ты и так испортил мне вечер!

— Ты совершенно ничего не потеряла, — я сажусь на кровати и смотрю, как она обиженно скрещивает руки на груди, стоя у шкафа.

— Я просто хотела немного повеселиться и развеяться… Это у тебя жизнь бьет ключом, а для меня такая вылазка- уже событие. Собиралась еще, как дура…

Я встаю с места, тоже подхожу к шкафу, немного оттесняю дикарку и лезу в него за курткой.

— Поехали, сейчас развеешься, — я набрасываю куртку, подмигиваю Чумаковой, а потом беру ее пальто и подхожу сзади, чтобы помочь ей его надеть.