Принц и нищенка

— Наверное, в душе ты чувствуешь, что я хороший парень.

— Ты опять? — Чумакова выпутывается из моих рук и хмурит брови.

— Да я про душевные качества! — я пытаюсь еще раз ее обнять, но теперь она не позволяет мне этого сделать.

— Все, Фил, иди! Только телефон оставь…

— Нет, ты чего? Я останусь! — говорю взволнованно.

— Где ты останешься? — она удивленно расширяет глаза.

— Да хоть на полу!

— Слушай, — Чумакова вздыхает, — Я в порядке, правда, я уже давным давно свое отплакала, собралась и живу дальше. Накрывает только вот в такую темноту. Поэтому, не надо меня жалеть, не надо смотреть на меня, как на калеку и сидеть на моем полу, тоже не надо. Я надеюсь, мы друг друга поняли. Желаю тебе творческих успехов в твоем непростом деле и чтобы тебе попадались только сговорчивые девчонки!

— Ну хватит… Я останусь…

— Мы с тобой сегодня это уже обсудили. Не доламывай сломанное. Проваливай, Гофман!

На этот раз Чумакова с усилием меня толкает, стаскивая с кровати. Я долго сопротивляюсь, но она все таки выставляет меня за дверь. Во-первых, я сегодня не усну. Во-вторых, я ужасно хочу надраться до синих щей, потому что я не могу переваривать все, что произошло сегодня вечером на трезвую голову. Не могу ни принять, ни осознать, ни понять что дальше делать. К этой девчонке у меня только похоть, дикая и неконтролируемая. А сейчас мне вообще стыдно ее хотеть, аж выворачивает. Блин, наверно и правда надо от нее отваливать. Не знаю, захочет ли она со мной просто дружить, но с подкатами точно надо завязывать!

— Фил, ты совсем обнаглел? — из моей кровати опять звучит капризный голос.

Почему она все еще здесь!? Бросаю на нее беглый взгляд и запинаюсь ногой об лифчик, валяющийся на полу.

— Ленок! Сделай одолжение, иди, пожалуйста, отсюда нах#й!

Глава 11

Василиса

Жалею ли я о том, что плакалась Гофману о своей трудной жизни? Миллион раз да! Ненавижу быть слабой! Да и признаваться в своих слабостях совершенно постороннему человеку, то еще удовольствие! Не знаю, почему для этого я выбрала бабника- ловеласа, капающего слюнями на все, что шевелится. Не настолько же я глупая, чтобы впечатлиться фонарем и цветочками. Наверно, дело не в этом, просто, когда он до меня дотрагивался, я не испытывала страх. До того, как дотронулся, испытывала, а в момент самого касания, нет.

Я привыкла быть скупой на эмоции, я никогда не знала какого-то физического тепла, мое детство было совершенно паршивым. Пьющая мать, домогающийся отчим. Ссоры, пьянки и драки. Нет нормальной еды, нет ощущения семьи. Я росла, как никому не нужный сорняк в поле, а когда осталась сиротой и попала в детский дом, жалеть меня было уже некому. Так и выросла колючкой. Меня воспитала улица и Скворцов. Если он узнает, что я позволила Гофману себя облизать, он наверно тронется от горя. Ведь, Денису я сделать этого не позволила.

Но мои ночные откровения наконец-то сработали, Фил от меня отцепился. Как же легко спугнуть парня! Записывайте рецепт! Сначала намекаем, что ваше сердечко от него будет разбито, потом рассказываем грустную историю про тяжелое детство, бьем по яйцам и готово! Слинял в неизвестном направлении. Вот уже больше недели никак со мной не контачит, зато контачат все остальные.

Пацаны позвали меня играть в футбол. Оказывается, они часто вечерами тусуются в зале с парнями из параллели. Сначала те надо мной тоже смеялись, но я показала им, кто тут настоящий профессионал и уже на второй игре со мной общались на равных. Гофман, кстати, на вторую игру не пришел, теперь он от меня дергается. Меня же еще и в Фифу позвали играть в триста четвертую комнату. Раньше на приставке я не играла, но разобралась довольно быстро. Хочу сказать, что слегка погорячилась, ненавидя этих мажоров, в целом они терпимые, не считая одежды и более культурной речи, они не сильно отличаются от наших. Только наши вечерами грызут семечки и делят между собой сухари и чипсы, а эти заказывают к гимназии дорогущие доставки пиццы, коробочки с лапшой и всякие десерты. Со мной делятся и даже не просят денег.

Еще Стелла учудила. Подошла ко мне через несколько дней, после инцидента под лестницей и спросила, какой у меня размер обуви. На мой немой вопрос, сказала, что Христом Богом просит меня выкинуть стоптанные говнодавы и перестать отравлять ее эстетическое чувство прекрасного. Типа, у нее болят глаза и сердце. Говорит: «Чумакова! Я прошу тебя чисто по человечески, давай я принесу тебе что-то из своего, нормального!» Прошу заметить, что не Чумичка, а Чумакова! Возможно, она навела на них порчу, но это на ее совести, ботинки я взяла. Они были почти новые, блестящие и кожаные. Впервые по дороге в интернат, я не замерзла. Со Скворцом мы так и не погуляли, у обоих не было настроения, Серегу опять забрали в больницу, но я не хочу об этом думать, потому что снова буду плакать. А плакать я больше не хочу.

— Чума! Хочешь сегодня в город поехать? — в коридоре меня догоняет Саня Гаврилов, — Сегодня тусэ у Салимова!

— А кто это? — я недоверчиво морщусь.

— Раньше вместе учились, но в этом году он перешел в нормальную школу.