Принц и нищенка

Мы целуемся уже минут двадцать, меня это уже немного бесит, Федорова постоянно что-то бормочет, а мы не ради этого тут собрались. А еще она сидит на мне верхом и я даже в полумраке вижу, что Ленка это Ленка. Но как только мне дали зеленый свет и кружевной лифчик полетел на пол, я облегченно выдохнул, но тут же чуть не сдох от приглушенного: «Извините», зазвучавшего у порога.

Дверь хлопнула. Если бы не этот звук, я бы подумал, что мне все это примерещилось. Скидываю Ленку и быстрым шагом лечу в коридор, в темноте, в шагах пятнадцати от себя вижу знакомых силуэт и сломя голову бегу ее догонять. Мне удается сделать это только на лестнице. Сердце колотится, как безумное, отчего-то мне ужасно стыдно и я готов просто провалиться. Особенно, когда тяну Чумакову за плечо и вижу, как в ее глазах сверкают слезы. Вот дерьмо!

— Извини, дверь была открыта, — она начинает тараторить, — Я хотела постучать, но она сразу распахнулась.

Ее глаза натыкаются на мой голый торс и она их сразу отводит в сторону. Даже в темноте они у нее очень яркие и блестящие. Черт! Какая подстава!

— На фонаре сели батарейки. Я хотела спросить, может у тебя есть запасные, — Чумакова все еще быстро шепчет.

Я опять ее не узнаю. Она очень испугана. Выглядит очень уязвимо, от былой воительницы не осталось и следа. Неужели темноты можно бояться до такой степени? Эх, а я сначала подумал, что она плачет, потому что приревновала меня.

— Нет, запасных нет, — говорю хрипло и не узнаю свой голос.

— Ладно, — отвечает быстро и опять собирается бежать.

— Слушай… если тебе так страшно, может тебе лучше не оставаться одной? — спрашиваю неуверенно.

— Предлагаешь мне к вам присоединиться?

— Было бы офигенно! — я не могу сдержаться.

Василиса цокает и поднимается вверх по лестнице, не оценив мою шутку. Иду в след за ней, сам не знаю зачем, потому что сейчас она снова меня выгонит. Не понимаю, то ли она не слышит моих шагов, то ли что-то задумала. Захожу в ее комнату и Чумакова замечает меня только когда я щелкаю замком.

— Гофман, не надо со мной сидеть, у тебя там женщина стынет!

— Да… пофиг… с этой уже все равно ничего не выйдет, — говорю довольно откровенно, — я думал она свалила, пока я ходил тебе за фонарем.

Чумакова странно на меня смотрит, потом забирается на кровать с ногами, а я остаюсь стоять, упираясь спиной в стену. Достаю из заднего кармана телефон и смотрю на заряд аккумулятора, включаю фонарь и иду к кровати. Часа на полтора должно хватить.

— В темноте нет ничего страшного, — кладу телефон около дикарки, а сам сажусь на пол, у стола, неподалеку, — Все точно такое же, как днем.

— Я боюсь не темноты, а того, что в ней… — говорит тихо.

— А что в ней? Подкроватный монстр, приведения, пришельцы?

Удивительно, но такая Чумакова мне нравится, потому что, когда она напугана, она разговаривает без привычной желчи и спеси.

— В темноте мои кошмары…

— И что тебе снится?

На этот вопрос она мне не отвечает, заворачивается в одеяло, в комнате прохладно, вместе с электричеством выключилось и отопление, я ежусь от холода, а голая кожа покрывается мурашками.

— Где твой уродливый зеленый свитер? Холодно.

— Сдала в стирку, в шкафу есть уродливая черная футболка.

Нет! Это так и будет продолжаться? Если она все время будет такой кроткой, я буду самостоятельно выключать генератор каждый вечер.

— Я в нее не влезу, пусти под одеяло, — стараюсь не улыбаться.

— Ну нет! — сразу мотает головой, но я должен был попробовать, — У тебя есть свое!

— Если я за ним спущусь, мне выцарапают глаза.

— Так тебе и надо. Сначала кувыркаешься с одной, потом идешь выпрашивать поцелуи у другой, опять возвращаешься к первой, а потом опять ее бросаешь. Я думала слухи о твоих похождениях приукрашены…

— Но тебе же приятно, что я сижу на холодном полу, вместо того, чтобы лежать в мягкой постели? — я слегка улыбаюсь, в надежде на какую-то реабилитацию в ее глазах, — И чтоб ты знала, думал, я только о тебе!

— Гофман! Да мне абсолютно все равно о ком ты думал! В своих фантазиях ты можешь со мной делать все, что угодно, мне совершенно не жалко, ты главное, в жизни меня не трогай. У меня совершенно другие мотивы. Ты все еще тут сидишь, потому что мне действительно страшно. Хоть тебе кажется это забавным, я сейчас просто готова умереть.

— Это какая-то психологическая травма? — спрашиваю неуверенно.

— Ну конечно же, это какая-то психологическая травма! — она цыкает, — Я одна сплошная психологическая травма, поэтому и прошу ко мне не лезть!

— Да я понял, не лезу…

— Но утешился ты очень быстро, — дикарка смотрит на меня немного враждебно, — Даже обидно.

— Говорю же, Чумакова, у нас с тобой все еще впереди! Представляешь, вот будет прикол, если я буду у тебя первым, а ты у меня последней!

— Не беси меня, олень! — шипит очень зло.

— Вообще-то это моя психологическая поддержка, — я играю бровями, — Я бешу тебя и тем самым, возвращаю твою уверенность в себе! Ну пусти под одеяло, Чумакова! Я сейчас тут просто окочурюсь!

— Держи, психолог! — дикарка швыряет его в меня.