Принц и нищенка

— А что вообще говорят, Чума? Сколько мне там осталось? — глядит на меня совсем не детским взглядом. Не должно быть у десятилетнего мальчишки такого взгляда.

— Да говорят, что ты всех еще заколебаешь, хорек! Так что, скоро вернешься и ночью опять сожрешь все Вовкины запасы, а потом за это выхватишь!

— Вот бы до Нового года кони не двинуть… — говорит задумчиво, — Это же так обидно, если прямо накануне… На меня же подарок купят и мандарины.

— Не говори глупости, Серега! — внутри меня трясет, как осиновый лист, но я стараюсь сохранять спокойствие, — Сейчас прокапаешься и приедешь! Скворец горку начал строить! Если снега будет много, опять до второго этажа сделаем!

— Прикольно… вот бы посмотреть…

— Да куда ты денешься, посмотришь, она же до марта простоит.

— Ну ладно тогда, — он опускает голову, а я опускаю глаза.

Нет никакой горки, но Серега об этом не узнает. Директриса говорит ему все хуже и хуже. В палату почти сразу заходит медсестра, говорит, чтобы мы закруглялись, скоро обход. Гофман почти сразу дергает к двери, стоит спиной, пока мы прощаемся. Серега сильно вцепляется ледяными пальцами в мою кисть и я вижу, как ему страшно. Мое сердце гниет и скукоживается, я глажу его по голове и приспускаю маску, чтобы ему улыбнуться. Возможно, это в последний раз, с каждой секундой держать себя в руках становится все сложней, но я не могу с ним так поступить, не могу забрать у него надежду.

Из палаты выхожу совершенно растоптанной. Медленно плетусь за Гофманом, который летит к своей машине, как метеор и собираю губами соленые слезы. Фил не дожидается меня, прыгает на свое сиденье, я же сажусь в машину только спустя пятнадцать секунд. Надеюсь, мне не нужно объяснять почему я сейчас плачу.

— Почему ты не принесла ему Жулика? — у Гофмана вырывается нервный всхлип и я поворачиваю на него голову, его щеки мокрые от слез, а глаза все еще влажные.

— Жулика загрызли собаки! — вскрикиваю так же нервно.

— Бл@ть! — он стучит руками об руль.

Мы молчим, я прожигаю взглядом свои колени и даже не двигаюсь.

— Какой он был? — голос Фила дрожит, — Надо найти похожего кота.

— Рыжий… с белым хвостиком… — я закрываю лицо ладонями и начинаю плакать, тяжело и горько всхлипывая.

В машине очень тревожно и мрачно. Даже когда я немного успокаиваюсь и прошу купить воды, на Гофмане все еще нет лица и больше пошлые шутки он не шутит. Фил застыл в одной позе, он прикусывает нижнюю губу и долго смотрит в сторону, а потом, не поворачиваясь, наощупь ищет мою ладонь и я тяну ее навстречу, наши пальцы переплетаются и он крепко ее сжимает. Сейчас мне впервые хочется, чтобы меня поддержали.

— Я поищу в интернете рыжих котов… Хвостик можно покрасить… Я покажу тебе, выберешь самого похожего…

— Хорошо… — я шепчу и быстро киваю головой.

Глава 14

Фил

— Мам! Мам! — тревожно зову ее, как маленький ребенок и забираюсь вверх по ступеням нашего дома, — Ты здесь?

— Я в спальне… — слышу отдаленный, звонкий голос.

Мать копается в ноутбуке, не отрываясь от дел даже в выходной. Быстрым шагом спешу к ее кровати, сажусь рядом и убираю ноутбук.

— Ну что ты делаешь? — она хмурится, — У меня и так время поджимает.

— Есть серьезный разговор! — я не даю матери забрать его обратно, — У тебя же есть знакомые в благотворительных фондах?

— Ну…

— Есть один мальчик, ему срочно нужно помочь, он умирает, — я говорю очень быстро и нервно, — У него совсем никого нет, понимаешь? Он из приюта. Я не знаю, как его лечат и можно ли вообще что-то сделать…

— Филипп, — она грустно вздыхает.

— Мам! Прямо сейчас надо! — я взволнованно на нее смотрю, — Тетя Таня, Пашкина мамка, постоянно же отправляет кого-то на лечение за границу, позвони ей!

— А что с ним вообще такое? Онкология?

— Да…

— А какая степень?

— Я ничего не знаю, знаю только фамилию, имя и где лежит…

— Ну хорошо, — она кивает, — Вечером позвоню.

— Нет, не вечером! Прямо сейчас звони! Где твой телефон?

— Что за истерика, Филипп? — мать удивленно на меня смотрит, — С каких пор ты так сильно проникся чужими проблемами?

— А за сколько вы купили мою машину? — бормочу еще быстрее.

— Ты продать ее хочешь? Да что там за мальчик? — мама округляет глаза.

— Просто мальчик. Обыкновенный. Маленький.

— Даже с деньгами, к сожалению, не все лечится…

— Маааам! Давай звони! — я ее подгоняю и не слезаю до тех пор, пока она не набирает тетю Таню.

Почему жизнь так несправедлива? Почему жизнь вообще такая? За что это Сереге? А дикарке за что? Зачем я вообще с ней познакомился, раньше жил себе припеваючи и даже не думал, что не всем так же хорошо, как мне. Конечно, я знал, что такое бывает. Но раньше оно было чужое, далекое, а теперь, когда я встречаюсь с человеческим горем лицом к лицу, мне очень сложно держаться.