Принц и нищий [Издание 1941 г.]

Алебардщики выстроились в две длинные шеренги, тянувшиеся по обеим сторонам лестницы от дворцовых ворот до самой воды. Между этими двумя шеренгами лакеи принца, в ало-золотых ливреях, растянули мягкий полосатый ковер. Как только это было исполнено, во дворце раздались звуки труб.

Хор музыкантов на воде грянул веселую прелюдию, и два привратника с белыми жезлами вышли медленной и величавой поступью из портала. За ними следовал офицер с гражданским жезлом и другой офицер, несший городской меч; затем несколько сержантов городской стражи в полной парадной форме и со значками на рукавах; затем герольдмейстер ордена Подвязки в мантии, надетой сверх лат; затем несколько рыцарей ордена Бани,[15] все с белым кружевом на рукавах; за ними их оруженосцы; потом судьи в алых мантиях и шапочках; затем лорд-канцлер Англии в открытой спереди пурпуровой мантии, окаймленной беличьим мехом; затем депутация от городских сословий в ярко-красных плащах и, наконец, главы различных гражданских обществ, в полном параде. Далее появились двенадцать французских вельмож в роскошных нарядах, состоявших из шелковых белых камзолов с золотыми полосками и коротких мантий красного бархата, отороченных лиловой тафтой; они стали медленно спускаться по ступенькам. Это была свита французского посла. За ними шли двенадцать кавалеров свиты испанского посла, одетые в черный бархат без всяких украшений. А за ними следовало несколько знатнейших английских вельмож, каждый со своей свитой.

Во дворце загремели трубы, и в дверях появился дядя принца, будущий великий герцог Сомерсетский, в камзоле из черной с золотом парчи и в малиновом атласном плаще, затканном серебряной сеткой и золотыми цветами. Он повернулся, приподнял шапочку с перьями, изогнул стан в низком, почтительном поклоне и начал спускаться задом, кланяясь на каждой ступеньке.

Вслед за тем раздались продолжительные трубные звуки и возгласы: «Дорогу его высочеству, могущественному лорду Эдуарду, принцу Уэльскому!» Высоко над дворцовыми стенами взвились красные огненные языки; раздался грохот, будто гром прокатился; вся огромная толпа народа на реке заревела, приветствуя принца, и Том Кэнти, виновник и герой всей этой церемонии, появился на террасе, слегка кивая царственной головой.

Том Кэнти появился на террасе.

На нем был великолепный белый атласный камзол. У камзола был нагрудник из алой парчи, усеянный алмазной пылью и опушенный горностаем. Поверх камзола накинут был плащ из бело-золотой парчи, с изображением герба из трех перьев, обшитый голубым атласом, усеянный жемчугом и драгоценными камнями и застегнутый брильянтовой пряжкой. На шее у принца висели орден Подвязки и многие иностранные ордена; всякий раз, когда на него падал свет, драгоценные камни сияли ослепительным блеском. О, Том Кэнти, рожденный в лачуге, выросший в лондонских канавах, знакомый с лохмотьями, грязью и нищетой, какое зрелище представлял он собою!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Злоключения принца.

Мы оставили Джона Кэнти в ту минуту, когда он тащил подлинного принца во Двор объедков, среди шумного восторга толпы, преследовавшей его по пятам. Нашелся только один человек, который осмелился вступиться за пленника, но этого человека никто не стал слушать, да вряд ли кто и расслышал его — так громки были визги и крики. Принц продолжал отбиваться, защищая свою свободу и гневаясь на такое грубое и жестокое обращение. Джон Кэнти наконец потерял и ту малую долю терпения, которая была отпущена ему от природы, и в ярости замахнулся на принца дубинкой. Единственный заступник мальчика подбежал, чтобы предотвратить избиение, и удар пришелся ему по руке.

— Что ты лезешь? — заревел Джон Кэнти. — Вот же тебе, получай!

Тяжелая дубинка нанесла защитнику принца сокрушительный удар по голове; раздался стон, тело свалилось на землю, под ноги набежавшей толпы. Через минуту толпа уже бежала дальше; этот случай не омрачил ее веселья; убитый остался лежать один в темноте.

Тем временем принц очутился в берлоге у Джона Кэнти. Наружная дверь была заперта от всех посторонних; при тусклом свете сальной свечи, вставленной в бутылку, принц едва мог рассмотреть очертания грязной трущобы и ее обитателей. В углу, у стены, с видом животных, привыкших к жестокостям, сидели, скорчившись на полу, две замарашки-девочки и женщина средних лет; теперь они и ждали побоев и очень боялись их. Из другого угла выползла скрюченная старая ведьма, седая, растрепанная, со сверкающими злобой глазами.

— Погляди-ка, — обратился к ней Джон Кэнти, — тут у нас идет такая комедия, что любо. Только ты погоди, не вмешивайся, пока не позабавишься всласть, а потом уж бей его, сколько хочешь. Поди сюда, малый! Ну-ка, повтори свои дурацкие речи, если еще не забыл их! Как тебя зовут? Ты кто такой?

От обиды кровь снова прихлынула к щекам юного принца, и он посмотрел Джону прямо в лицо пристальным, негодующим взором.

— Ты кто такой?