В нарядной группе сановников, стоявших на подмостках, началась движение, вначале едва заметное, но непрерывное, словно в калейдоскопе, когда мелкие частицы пестрой фигуры отпадают от одного центра и переходят к другому, образуя новую фигуру. Так и здесь, постепенно, едва заметно, блестящая толпа сановников, окружавшая Тома Кэнти, переместилась поближе к пришельцу. Том Кэнти остался почти один. Наступило напряженное ожидание, в течение которого немногие мягкосердечные люди, еще остававшиеся возле Тома Кэнти, набрались храбрости и один за другим, шмыгнув в сторону, присоединились к большинству. И теперь Том Кэнти, в царской одежде и самоцветных каменьях, стоял совсем одинокий, окруженный пустотой.
Лорд Сент-Джон вернулся. Лишь только его заметили у входа, все разговоры смолкли, и в соборе водворилась глубокая тишина; только его шаги глухо отдавались под высокими сводами. Все, затаив дыхание, с напряженным любопытством следили за ним; все глаза были устремлены на него. Он взошел на подмостки, помедлил немного, затем, отвесив низкий поклон Тому Кэнти, сказал:
— Государь, печати там нет!
Если бы на улице показался вдруг зачумленный, чернь шарахнулась бы прочь от него не с такой стремительностью, с какой это сборище побледневших, испуганных царедворцев отхлынуло от жалкого маленького претендента на английский престол. Миг — и он остался совершенно один под перекрестным огнем гневных и презрительных взглядов. Лорд-протектор запальчиво крикнул;
— Выбросьте этого нищего на улицу и прогоните его по всему городу, бичуя плетьми! Этот наглец не заслужил ничего лучшего.
Гвардейцы кинулись к мальчику, но Том Кэнти властно отстранил их рукой.
— Назад! Кто дотронется до него, ответит головой.
Лорд-протектор пришел в полное недоумение. Он спросил Сент-Джона:
— Хорошо ли вы искали? Впрочем, об этом бесполезно и спрашивать. В высшей степени странно! Когда мелкие вещи, безделушки пропадают бесследно, этому не удивляешься. Но каким образом такая объемистая вещь, как английская государственная печать, могла исчезнуть без следа и так, что никто не может найти ее? Такой тяжелый золотой круг…
Том Кэнти с заблестевшими глазами подскочил к нему и крикнул:
— Стойте! Какая она была? круглая? толстая? На ней были вырезаны буквы и девизы? Да? О, теперь я знаю, что такое эта большая печать, которую вы все так долго искали! Если б вы описали мне ее раньше, вы бы получили ее три недели тому назад. Я отлично знаю, где она лежит, но не я первый положил ее туда.
— А кто же, государь? — спросил лорд-протектор.
— Тот, кто стоит перед вами, — законный король Англии! И он сам скажет вам, где она лежит, — тогда вы поверите, что он знал это с самого начала. Подумай, государь! потрудись припомнить! Это было последнее, самое последнее, что ты сказал в тот день, прежде чем выбежал из дворца, переодетый в мои лохмотья, чтобы наказать обидевшего меня солдата.
Наступило гробовое молчание — ни звука, ни топота! Все глаза были устремлены на того, от кого ждали ответа; а он стоял, наклонив голову и наморщив лоб, и рылся в своей памяти, стараясь среди множества не имеющих цены воспоминаний уловить один-единственный ускользающий пустяк, зная, что, если он поймает этот пустяк, — он будет на троне, если же нет, — навсегда останется нищим изгнанником.
Проходили мгновения, проходили минуты, мальчик напрягал свою память и молчал. Наконец, подавив вздох, он медленно, покачал головой и выговорил дрожащими губами, с отчаянием в голосе;
— Я припомнил весь тот день, но что я сделал с печатью, — припомнить не могу.
Он помолчал, потом поднял глаза и проговорил с кротким достоинством:
— Милорды и джентльмены, если вы лишите вашего законного государя его достояния только оттого, что у него нет доказательства, я не останусь здесь, потому что я бессилен. Но…
— О, государь, какое безумие! — в ужасе воскликнул Том Кэнти. — Погоди! Подумай! Не сдавайся так скоро! Дело еще не потеряно! Слушай, что я тебе скажу, следи за каждым моим словом! Я вызову в твоей памяти этот день во всех подробностях, каждую мелочь. Мы разговаривали. Я рассказывал тебе о своих сестрах Нэн и Бэт, — ну вот, ты это помнишь? И о бабке, и о том, как мы, мальчишки, играем на Дворе объедков, — ты и это помнишь? Отлично! Следи только за мной, — ты все припомнишь. Ты дал мне есть и пить и с царственной любезностью отослал придворных, чтобы мне не было стыдно перед ними за свою невоспитанность… Ага, ты и это помнишь!
Том перечислял все подробности одну за другой, и принц кивал головою в знак того, что он припоминает; а сановники слушали и дивились: все это было так похоже на правду, между тем откуда могла возникнуть эта невозможная дружба между принцем и нищим? Никогда еще никакая толпа не была охвачена таким любопытством и не чувствовала себя столь ошеломленной, растерянной.