— Абсолютно пг`авильно.
— Так что же ты сидишь в своей котельной, жидовская моррррда, если у меня все трубы протекают и я уже три раза вызывал слесаря?!!
…Дворник вежливо улыбнулся, но в общем и целом было видно, что анекдот не привел его в восторг.
— Нужно позвонить, — сказал Сергей. — У меня телефон за неуплату отключили. Значит, с автомата звонить придется.
— Кому звонить-то? — спросил тот.
Сергей неожиданно широко и весело улыбнулся Мыскину и ответил:
— Гражданину очковой змее.
— Я слушаю.
— Доброе утро, Сергей Борисович. Конечно, для меня это утро было не самым добрым из тех, которые мне пришлось встречать на своем веку, но тем не менее я надеюсь это поправить.
— Сергей?
— Совершенно верно. Это я.
— Вы подумали над моим предложением?
— Да, — ответил Сережа Воронцов.
— И что же вы надумали?
— Пожалуй, я приму его. Вчерашний мой отказ был вызван только первейшей заповедью бизнеса… вы сами должны ее прекрасно знать: никогда не соглашаться на первое предложение. Ну, вы знаете, если я знаю, а ведь никогда никакой коммерцией не… ну да ладно. Есть тут одно «но»…
— Что это за «но»?
— Мой гонорар должен составить не тысячу долларов, как вы говорили накануне.
— Ну что ж. Сколько же вы просите?
— Восемь.
В трубке наросло стылое молчание. Потом холодный голос Романова отчеканил.
— Это составит больше половины концертной ставки самого Аскольда. Ведь мы и договорились с фирмой-организатором получить за один концерт тринадцать тысяч.
— А всего их два, я помню. Ну что ж, тогда пусть и отрабатывает сам Аскольд, — с прекрасно сыгранной беспечностью ответил Сергей, краем глаза косясь на насторожившегося Мыскина.
В трубке снова возникла тишина. Потом Романов также спокойно проговорил:
— Мы должны встретиться.
— Где и когда?
— Скажем, в четыре. В ресторане «Верго». Вам известно, где это?
— Да, разумеется, — сказал Сережа, — мне даже известно, что четыре часа — это шестнадцать часов ноль-ноль минут по московскому времени.
— Вы всегда шутите?
— Нет, только когда мне платят за это восемь тысяч долларов.
— У вас такое своеобразное чувство юмора.
— Юмор юмором, но так что там насчет баксов?
— Об этом поговорим в «Верго», — сухо ответил человек, похожий на очковую змею. — До скорого свидания. А вы артист, тезка. Вам даже не надо играть. Я заметил, что артистизм так и прет из вас, как тесто из бадьи. Одно слово — артист.
Сережа Воронцов в самом деле был артистом. От рождения коммуникабельный и тонкий человек, хоть и из жуткой семьи, он тем не менее попал на журфак университета и даже проучился там два года, после чего был благополучно отчислен. Как то расхоже формулируют: за пьянство и аморальное поведение, что, в общем-то, не возбранялось даже среди преподавательского корпуса.
Точнее, среди преподавательского корпуса это как раз было развито в первую очередь.
Историю с отчислением лучше всего рассказывал сам Воронцов. Причем несколько раз, и в большинстве случаев позицию благодарного слушателя занимал Алик Мыскин, который был исключен из университета месяцем позднее.
Сережа выпивал стопку и начинал:
— История была короткая и возмутительная. Особенно с точки зрения факультетского начальства. Мы с моим друганом Пашей… он сейчас в «Табакерке», театре Табакова, играет… надрались вдвояка каким-то кошмарным дешевым пойлом, а потом подключили к тому же двух девчонок — с нашего же универа. Ну, напились как последние свиньи. А потом зашли в какую-то пустую аудиторию и там начали черт знает чем заниматься. Пара на пару. Он с одной, я с другой, но так близко друг от друга, что это можно и за групповуху посчитать. Ну… пьяные все, вопли, всякие стоны там, бутылки кругом валяются пустые. И тут заходится вахтер и говорит: сейчас милицию вызову, да что же это такое! Совсем стыд потеряли, распротакие дети!
На этом месте Мыскин обычно выпивал стопарик водки.
— Дальше — хуже. Я был пьяный такой, что говорить плохо мог, а вот Паша… он постарше, и сориентировался в пространстве пооперативнее. Так он эту вахтершу пятиэтажными матюгами, и еще бутылку ей вдогонку запустил, чтоб ей бежалось скорее. А побежала она…
— За милицией.
— Ну… там Паша с ней беседовал по принципу из «Иронии судьбы». Она: «Я милицию вызову-у-у!!» — А он: «Приводи-и-и все-о отделе-ение-е!!» Прямо так и пропел, как Мягков в фильме.
— Привела? (На этом месте Мыскин пропускал еще один стопарик).