«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

«Г-н Ромм, живущий ныне в Риоме, потерял слугу-протестанта, к коему был весьма привязан. Он поместил его тело в полном облачении на парадном ложе; все двери дома были открыты; в полном же облачении он похоронил его в своем саду, поместив ему под голову Аугсбургскую библию, а в руки вложив Декларацию прав».

* * *

Существовала, впрочем, и такая область политики, к которой юный Строганов неизменно сохранял самый живой интерес. Его письма к отцу показывают, что и в Оверни, как прежде в Париже, он жадно ловил вести о международных делах России и прежде всего о ее войнах с Турцией и Швецией. Так, 5/16 Павел писал: «Я узнал с превеликою радостию, что Россия помирилась с Швециею, и весьма желаю, чтоб она также помирилась с турками». А вот строки из его послания от 4 ноября:

«Я читал здесь в ведомостях, что было в Петербурге великое празднество на случай мира, заключенного со Швециею, и всегда с удовольствием слушаю, что радуются для одно [sic] примирения. Я ето больше люблю, нежели радования, которых иногда делают для одной победы, в которой по большой части побеждающий теряет столько же, сколько и побежденный. Я слышал также, что помирились с турками, что весьма желательно».

В начале ноября, после трех месяцев отсутствия вестей из России относительно будущей судьбы юного Строганова, до Риома дошли первые отголоски реакции русских властей на действия Ромма и его ученика. Эти тревожные новости поступили из Страсбурга от Демишеля, который поселился там в 1789 году после возвращения из Петербурга. Двадцать седьмого октября он сообщил Ромму, что встретил знакомого гувернера, получившего накануне из России письмо от друга, где говорилось следующее:

«Один француз, имя которого я забыл и который путешествовал с молодым графом Строгановым, был здесь всеми уважаем, но теперь его весьма порицают за поступок, предпринять каковой он заставил своего ученика, а именно – подписать вместе с другими русскими обращение к Национальному собранию, дабы получить место на трибунах в день праздника национальной федерации. Говорят даже, что, если слухи подтвердятся, молодой граф не сможет вернуться в Россию: сей шаг вызвал крайнее недовольство Двора».

Сообщение Демишеля о возможности запрета молодому Строганову въезда в Россию побудило того ответить пространным письмом, выдающим крайнее смятение чувств юноши. Указанный документ был полностью опубликован великим князем Николаем Михайловичем, что избавляет меня от необходимости вновь приводить его здесь целиком. Отмечу лишь, что послание обильно насыщено риторикой, характерной для революционной эпохи, в чем, несомненно, сказалось влияние той среды, в которой юноша вращался на протяжении предыдущих полутора лет. Тут и гневные тирады против «деспотизма», и прославление «народа, поднявшего знамя свободы». Более или менее конкретный характер носит лишь тот фрагмент письма, где Павел подводит итог своей деятельности в период революции: