«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Его надежды были связаны с тем, что в период министерства Тюрго, возглавившего правительство Франции в 1774 году, между властью и научным сообществом установились особо тесные и доверительные связи. Выше уже говорилось о том, что французская политическая элита второй половины XVIII века отличалась, можно сказать, демонстративным почтением к науке, однако даже на этом фоне период правления Тюрго выделяется как золотой век в отношениях государства и ученых.

Мари Жан Антуан Никола де Карита маркиз де Кондорсе (1743–1794), выдающийся математик и сподвижник Тюрго, примет активное участие во Французской революции и в результате падет жертвой политической борьбы, как считается, приняв яд после ареста

С одной стороны, это было связано с личной позицией главы правительства: «Тюрго всегда проявляет живой интерес, когда речь идет о практическом приложении науки, будь то плавка стали на металлургическом заводе Бюффона <…> или оценка преимуществ и недостатков вымачивания конопли в проточной или непроточной воде». Причем поддержку генерального контролера финансов (так официально называлась должность Тюрго) получали не только научные изыскания, прикладная польза которых была достаточно очевидна, но и весьма рискованные начинания, на поверку оказывавшиеся авантюрами. Любопытно, однако, что даже многочисленные враги министра, не прощавшие ему ни одной ошибки в сфере экономики и финансов, не ставили ему в вину поддержку окончившихся неудачей дорогостоящих научных предприятий, руководствуясь, видимо, принципом, который сформулировал в этой связи известный журналист Л.П. Башомон: «Всё, что идет на пользу науке, не может считаться бесполезным».

С другой стороны, сами ученые, и в частности руководители Академии наук, считали Тюрго человеком своего круга и в большинстве с симпатией относились к его политике. «Послом республики наук» при генеральном контролере финансов выступал его друг и ближайший помощник, знаменитый математик М.Ж.А.Н. Кондорсе. «Это ученый муж, вечно поглощенный вычислениями и таблицами, вкладывающий свое личное честолюбие в упорядочение мер измерений, человек, которого Тюрго занимает и который занимает Тюрго самыми разнообразными научными проблемами, как самыми абстрактными, так и самыми практическими: таблицами импорта леса, улучшением мер емкости для вина, а затем переводами произведений Эйлера, учением о гидравлике аббата Боссю, терапевтическим методом лечения опущения желудка Готье и тут же планом Лонпандю, который должен обеспечить водный путь из Лиона в Гавр через Париж…»

Впрочем, горячие симпатии к Тюрго испытывали не только великие парижские ученые, но и провинциальные любители наук из Риома. В тех спорах, которые развернулись во Франции вокруг реформ Тюрго, товарищи Ромма безоговорочно причислили себя к «тюрготистам», и Дюбрёль как-то даже попенял своему другу за то, что тот позволил себе критические высказывания в отношении отдельных аспектов политики этого министра. Ромму пришлось оправдываться:

«Я счел бы себя оскорбленным, мой дорогой друг, если бы кто-то другой, а не Вы, назвал меня “антитюрготистом”, и я бы потребовал у него объяснения причин подобного поношения; Вам же я лишь напомню о своих предыдущих письмах, где мне приходилось говорить о г-не Тюрго».

Действительно, Ромм с большим интересом и сочувствием наблюдал за действиями Тюрго и постоянно сообщал друзьям новости об отношении к нему двора и об его очередных политических шагах, но, в отличие от земляков, не причислял себя ни к одной из «партий»: ни к приверженцам Тюрго, ни к противостоявшим им сторонникам Ж. Неккера:

Жаку Неккеру (1732–1804), банкиру из Женевы, сменившему Тюрго в качестве фактического главы правительства, удалось совместить несочетаемое: финансируя участие Франции в Войне за независимость США посредством внешних займов, он обрек французское государство на жесточайший финансовый кризис, однако, вовремя покинув свой пост и оставив преемнику разбираться с проблемами, сохранил в общественном мнении репутацию «финансового гения»